Детская болезнь «размазни» в последовательном переводе

К началу статьи << Окончание

Отсебятина

Наш Переводчик считает себя вправе не только вставлять в перевод свои комментарии, но и заявить что-то вместо оратора. Так рождается еще один порок перевода — отсебятина.

Оратор. And these are probably some of the areas where cooperation with Russian companies or institutes can be of interest as well.

Переводчик. Я думаю, что это как раз та сфера, в которой мы можем сотрудничать с российской стороной и приглашаем к такому сотрудничеству все заинтересованные организации – и научные, и практические, так сказать... компании. (19)

Из этого примера видно, что Переводчик берет на себя роль оратора, выступая от его имени с заявлениями, которых тот не делал. Далее он берет на себя ещё большую ответственность:

Оратор. I’ll be here in the coming two days, if you feel you can come to this place, contact me.

Переводчик. Я вас очень прошу, поскольку в течение этих двух дней мы можем с вами общаться на самых разных, так сказать, уровнях, подходите, пожалуйста, ко мне, и если вы считаете, что есть такая возможность участия, я буду рад помочь вам чем могу. (20)

Если в исходном тексте содержится весьма вялое приглашение к контактам, то в переводе получается, что оратор якобы «очень просит» слушателей обращаться к нему и будет «рад помочь им чем может».

Возможно, это тот случай, когда Переводчик в силу тесного сотрудничества с ораторами просто хорошо знает положение дел и озвучивает хотя и невысказанные, но действительные их намерения.

И все же, даже если Переводчик не хуже оратора разбирается в ситуации, он не имеет права на подобную самодеятельность. Кто знает, какие у выступающего причины не приглашать слушателей к сотрудничеству, а ограничиться осторожным заявлением о возможной заинтересованности. Получается, что Переводчик принимает слишком смелые решения за оратора и представляемую им фирму, а это недопустимо.

Иногда Переводчик делает самостоятельные выводы и за слушателя. Вчитаемся в перевод:

Оратор. I think that tells you of what the European community with its initiatives can accomplish.

Переводчик. Ну, это опять же, в свою очередь, говорит за то, насколько мощной организацией является Европейский Союз, что он даже может объединить таких конкурирующих, так сказать, представителей. (21)

Выделенное полужирным шрифтом в переводе — это то, что, может быть, подразумевалось в оригинале, но сказано не было. Представитель Европейского союза достаточно сдержанно похвалил эту организацию, предоставив слушателю самому сделать вывод о ее мощи и достижениях. Переводчик же не счел слушателя достаточно понятливым. Скромное указание на заслуги превратилось в переводе в бахвальство, из-за чего искажены модальность и стиль высказывания. Поэтому и такой перевод следует признать отсебятиной.

Вот еще одно свидетельство того, что подход Переводчика требует серьезной коррекции:

Оратор. I would like to thank my translator and co-presenter for all her help and effort.

Переводчик. Я хотел бы поблагодарить своего содокладчика и трусливого переводчика, который трясся и боялся. (22)

Разберемся в ситуации: итак, выступающий благодарит Переводчика за работу, в шутку называя его своим «содокладчиком» (кто знает, может быть, в этом комплименте скрыта и доля иронии — оратор не мог не заметить, что перевод отнимает намного больше времени, чем его собственная речь, и наверняка понял, что без «сотворчества» переводчика не обошлось). Переводчик воспроизводит эти слова, но считает возможным добавить собственную оценку ситуации. Он желает дать понять аудитории, что воспринимает похвалу со скромностью, признаваясь слушателям в том, как он на самом деле нервничал во время работы. Но в итоге выходит, будто это оратор назвал Переводчика «трусливым» — получается какая-то неразбериха.

Еще несколько примеров отсебятины я приведу в следующем разделе.

Потери от многословия

Многословная, усложненная тирада приводит к тому, что внимание переводчика смещается на то, как удовлетворительно выкрутиться из начатой конструкции синтаксически. А время идет и звуковой образ исходного текста быстро тает в памяти. Из-за этого переводчик может упустить не только нюансы, но и весьма важные смысловые элементы исходного текста.

Нижеследующий пример показывает, как, увлекшись многословными подводками, перебором вариантов и смысловой разделкой текста, Переводчик оставляет важную часть сообщения без перевода:

Оратор (завершая предыдущую реплику). …also for stimulating the sand face and abandoning and plugging the wells quickly.

Переводчик. И еще, значит, нужно обязательно, так сказать, работать над тем, чтобы воздействие на пласт происходило правильно для того, чтобы можно было впоследствии очень, ну как сказать, рационально использовать вот это выработанное хранилище, выработанный пласт.

В финале короткой реплики докладчика говорится о быстрой ликвидации (abandoning) и тампонаже (plugging) скважин. Но в поисках удобоваримого соответствия для выражения stimulating the sand face Переводчик успел забыть концовку. Он знает, что в оригинале было что-то еще, и «восполняет» пропущенное отсебятиной: чтобы можно было рационально использовать вот это выработанное хранилище, выработанный пласт.

Рассмотрим другой пример потери важной информации в переводе:

Оратор. You need also to optimize performance, and design new wells, and find new rules, for example, of computing the gas flow velocities in the tubing.

Переводчик. Нужно также… э-э… осовременить, так сказать, подход к проект… проектированию скважин, сделать более, так сказать, дружественными в отношении экологии вот эти стволы скважин.

Пока Переводчик думал над передачей выражения to optimize performance and design new wells (оптимизировать эксплуатационные характеристики и проектировать новые скважины), остаток фразы, видимо, забылся. А в нем содержатся весьма существенные для профессионалов вещи: поиск новых методов для расчета скорости газового потока в лифтовой колонне. Увы, эта информация утрачена, а вместо нее аудитория слышит из уст переводчика какие-то общие слова об экологии.

Словесной размазней переводчик нередко «забалтывает» сам себя:

Оратор. The right-hand bar represents CO₂ emission reduction with the use of natural gas with capture.

Переводчик. Значит, когда мы говорим о природном газе, мы еще имеем в виду, что, вот, красными вот этими квадратиками или кубиками, лучше сказать, показана, значит, такая система, которая позволит улавливать, собирать CO₂.

Переводчик прибег к приему подводки – видимо, чтобы дать себе время подумать, как перевести bar («цветной столбец на диаграмме»). Несмотря на это, так ничего и не придумал и творит на ходу: вот этими квадратиками или кубиками, лучше сказать.

Всё равно перевод слова bar не удался. А между тем в муках творчества упущен основной смысл. Ведь самое важное в сказанном — снижение выбросов углекислого газа от электростанций. В переводе же осталась только «система, которая позволит улавливать, собирать CO₂». Расплата за такое упущение наступает немедленно, в следующей же реплике:

Оратор (демонстрирует другой столбец на схеме): The same for the coal case.

Переводчик. То же самое касается и газа, который выделяется из угля.

Выступающий хочет сказать: а здесь — аналогичный показатель для станций на угольном топливе. То есть речь идет опять о проценте снижения выбросов. Но поскольку ключевое понятие «снижение» Переводчиком было упущено, он не может восстановить логическую отсылку к предыдущей реплике и вынужден говорить что-то маловразумительное про газ, который выделяется из угля...

Приведу и самый разительный пример, в котором информация оригинала не только теряется, но и заменяется на диаметрально противоположную:

Оратор. As I illustrated with the example, they had to work with low pressure windows.

Переводчик. Как я уже говорил, приводил вот такой пример вот этого месторождения, иногда бурение выходит на такие... в такие, вернее, условия, когда рамки как бы сужаются у него, то есть возможности его становятся, ну, очень такими сомнительными иногда даже, то есть, скажем, переходим на бурение пластов с аномально высоким давлением.

Итак, вместо низкого давления речь зашла об аномально высоком. Почему это произошло? Ведь объективно в оригинале — достаточно короткая, простая по структуре и смыслу фраза. Казалось бы, ее легко перевести. У меня нет сомнений, что причиной ошибки стала именно привычка Переводчика к словесной размазне. Когда текст перевода в четыре раза длиннее оригинала, не стоит удивляться, если в его концовке смысл окажется переданным «с точностью до наоборот».

Что из всего этого следует

Подводем итоги. Словесная размазня в переводе — это «детская болезнь», вызванная отсутствием целенаправленной профессиональной подготовки. Я уже отмечал, что наш Переводчик неплохо знает иностранный язык, сведущ в обсуждаемой теме, владеет ее терминологией, накопил немалый опыт. У него нет боязни публичного выступления (он даже позволяет себе иногда посмеяться над сказанным), а фактор хорошего знакомства с ораторами и их лекциями наверняка ему даже помогает. И все же его перевод крайне несовершенен. В профессиональном переводе он — ребенок и может оставаться таковым сколь угодно долго.

Демонстрируя недостатки, записанные мной за Переводчиком, я меньше всего хотел кого-то раскритиковать. Цель этих записок в другом — разобраться в природе словесной размазни у переводчиков. Кроме того, эти примеры, на мой взгляд, лишний раз свидетельствуют о том, что мастеров устного последовательного перевода нужно обучать специально и что профессионализм переводчика не формируется сам собой даже с накоплением практического опыта.

Профессиональная подготовка устных последовательных переводчиков должна быть нацелена в том числе и на устранение многословия в их речи. Переводчику нужна специальная тренировка для того, чтобы он:

— не бросался переводить, едва дослушав оратора, а завершил определенную мыслительную работу по восприятию звучащей речи, фиксации в памяти опорных содержательных компонентов сообщения и ее воспроизведению на основе мысленно составленного плана;

— вырабатывал навык компрессии, выделения важного и устранения избыточного в информационной структуре сообщения;

— избегал слов-паразитов, доморощенных приемов подводки и смысловой разделки текста;

— тренировал интонационный рисунок перевода во избежание пустословного «торможения»;

— отучался от перебора синонимов;

— избавлялся от комментаторства, ссылок на оратора в третьем лице и отсебятины;

— в целом дисциплинировал себя по длительности звучания перевода и не допускал «мыслей вслух», т.е. проводил черновую переводческую работу про себя, а не на глазах у почтеннейшей публики.

Надеюсь, что эта статья подкрепит точку зрения, согласно которой нельзя рассчитывать на стихийное формирование устных переводчиков высокого уровня только через расширение их языковых познаний, опыта и знакомства с темой.

Профессиональному устному последовательному переводу (как, впрочем, и другим видам перевода) нужно учить специально. И, может быть, уделять чуть больше внимания искоренению переводческой размазни. Ибо эта «детская болезнь» не проходит без правильного «лечения».