Вторник, 23.04.2024, 12:13
Приветствую Вас Гость | RSS

Сайт Д.И. Ермоловича



Если вы регистрировались
Login:
Пароль:
ПОИСК ПО САЙТУ
РАЗДЕЛЫ САЙТА
Если вы регистрировались
Login:
Пароль:

ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОФТОЧКИ

© Д.И. Ермолович


ПРОДОЛЖЕНИЕ

<< К НАЧАЛУ СТАТЬИ

Эффект присвоения

В процессе длительной работы над словарём некоторые редакторы начинают относиться к нему как к своему собственному произведению. Это объяснимо – ведь их вклад немал – и даже неплохо: они болеют за словарь, стараются выполнить свои обязанности как можно лучше. И если иногда чуть-чуть выходят за рамки этих обязанностей, давая автору тактичные советы, это только на пользу общему делу.

Но бывает, что ревностное отношение к словарю переходит некую границу, за которой иному редактору начинает казаться, что он лучше автора знает, что и где написать в словаре. Автор представляется ему неумелым, бестолковым, а то и лишним напарником, способным навредить любимому детищу. И неважно, что автор – доктор наук, автор многих научных работ и перевод­чик с сорокалетним стажем. Ни в чём этот автор не разбирается! От него словарь нужно вообще оберегать.

Так, работая над словарём по заказу американского издательства, я был немало удивлён, когда получил вёрстку от редактора-корректора, в которой сплошь по всему тексту были изменены фонетические транскрипции английских слов.

В результате переписки выяснилось, что корректор отразил в транскрипции произношение, которое он считал более правильным и привычным для себя (в Америке ведь большое количество фонетических диалектов). При этом он не счёл нужным посоветоваться ни со мной, ни даже с редакторами-консультантами, не имевшими к моей транскрипции никаких претензий.

Моя просьба вернуть всё назад, как прежде, была поначалу отвергнута под предлогом технической невозможности. В подтексте читалось: что там понимает какой-то русский в американском прононсе? Чтобы восстановить статус-кво, пришлось апеллировать к консультантам, директору издательства и сослаться на пункты издательского договора, не допускающие произвольную редактуру. Корректор пошёл на попятный и даже извинился.

А при работе над англо-русским словарём в отечественном издательстве редактор однажды задал мне в письме такой вопрос: «У вас написано pull tab – отрывной язычок. Что это? Для открывания банки?». «Ну да, – ответил я, – в статье же есть пояснение: на банке с напитком и т.п.».

В следующем письме от редактора я прочёл такую суховатую информацию: «Pull tab – выяснилось, что это ключ».

Я решил не лениться и подробно обосновать свой вариант:

Выяснилось где? Насколько я знаю, «ключ» у консервной банки имеет другую конструкцию. Это действительно подобие ключа, на которое верхняя крышка банки как бы наматывается и тем самым отрывается от стенок. Что же касается pull tab, то это то, что имеется на верхней крышке банок с пивом и колой: за него надо потянуть, чтобы в крышке образовалось отверстие по выдавленному контуру. Это называется не ключ, а именно отрывной язычок. Данное выражение можно найти во многих источниках. Назову один – http://revolution.allbest.ru/agriculture/00031203_0.html.

Мои разъяснения редактора не убедили, и он продолжал свои наставления:

То, при помощи чего открывается банка, – не язычок, и его не отрывают. Ключ – потому что открывает. По способу открытия банки подразделяются на открываемые путем удаления отрывного язычка и путём нажатия на кольцо. Последняя из названных систем открытия является широко распространённой на сегодняшний день в мире, в то время как первая уже практически не используется.

Стало ясно: возник эффект присвоения, и редактор уже не слышит автора. Упорно настаивая на своём, он не замечает, что противоречит сам себе (сначала пишет, что «язычком» банка не открывается, а затем тут же – что удаление язычка есть один из способов открытия банки). И, пытаясь доказать хоть что-нибудь, утратил логическую нить: ведёт речь уже не о переводе, а о том, какие конструкции консервных банок более современны.

Я решил, что настала пора деликатно пояснить редактору его ошибку и подвести под дискуссией черту:

Система «нажатия на кольцо» никак не может обозначаться термином pull tab, потому что слово pull обозначает не нажатие, а, наоборот, выдёргивающее движение для открытия банки. Устарела конструкция отрывного язычка или нет, но именно ей и соответствует термин pull tab. Так что оставим отрывной язычок.

За этим грянул завершающий аккорд обиды и гордого негодования на неподконтрольного автора: «Может быть, не будем вносить никакой редакторской правки, а напечатаем как есть?».

«Нет, – терпеливо ответил я редактору, – мы, разумеется, будем обсуждать и вносить редакторскую правку… Ну, такие авторы люди, что иногда им хочется сделать что-то по-своему, что ж с ними поделаешь».

Увы, умиротворения не произошло. В дальнейшем в общении со мной редактор был крайне немногословен и напряжён, если не сказать резок. А из-за чего, если подумать? Из-за какого-то отрывного язычка на консервной банке…

О тонкостях дамского гардероба


Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!

Александр Вельтман


Вот мы и добрались до «героини» моего рассказа – слова кофточка. Всю жизнь я считал его вариантом слова кофта, а под кофтой понимал трикотажное изделие с рукавами, которое надевается поверх блузки или рубашки и застёгивается на пуговицы. Поэтому оба эти слова – кофта и кофточка – получили у меня единое соответствие: (woman’s) knitted jacket.

Однако один из редакторов моего «американского» словаря высказал сомнение в том, что к кофточке всегда приложимо определение knitted (‘вязаный, трикотажный’). Второй редактор (консультант) отреагировал так:

Хотя кофточка является уменьшительной формой от кофта, это слово имеет и собственное значение, обозначая несколько иной предмет одежды. В этом значении кофточка ближе к блузке, чем к жакету. Сегодня кофточка отнюдь не обязательно является вязаным изделием, хотя в прошлом это действительно было так.

Да, и мне приходилось слышать слово кофточка примените­ль­но к блузке, но я всегда полагал, что это – провинциальное просторечие. Вспомнилось телеинтервью актрисы Марины Неёловой с рассказом о том, как они с режиссёром Галиной Волчек развлекались во время гастролей в Краснодарском крае.

Эти женщины, как истинные актрисы, любили устроить ролевую игру на публике. Зайдя в магазин и приблизившись к стойкам с одеждой, они перевоплощались в двух недалёких провинциалок и начинали громкий диалог, точно воспроизводя типичный южный выговор, интонации и лексику: «Ой, Марин, чёй-т тут?» – «Да ты глянь-к, Гхаль, какие тут кофтачки висят вааще!».

Их разговор приводил в ступор продавцов и посетителей магазина, которые, конечно же, знали в лицо двух столичных театральных звёзд и не могли понять, что происходит. Не прекращая актёрствовать в том же духе, Волчек и Неёлова покупали что-нибудь и удалялись из магазина, надолго оставляя в недоумении зрителей своего импровизированного представления.

Однако, не полагаясь на свою осведомлённость в деталях дамского гардероба, я решил посоветоваться с женщинами. «Ну, не знаю, – сказала мне сестра Валентина, – я всегда считала, что только приезжие называют блузки кофточками, да и слышала такое давно. Для современной москвички блузка – это блузка, а кофточка – трикотажное изделие».

Такое же мнение высказали и другие родственницы и приятельницы, и я написал первому редактору:

«Консультант, на мой взгляд, ошибается. Я слабо разбираюсь в женской одежде, но мне употребление слова кофточка в значении ‘блузка’ представляется устаревшим. Знакомые дамы в Москве тоже дружно заявили мне, что блузки называли «кофточками» в 1950‑е – 1960‑е годы – и то, как правило, не в городах. Сейчас в России так не говорят, и как кофта, так и кофточка означают только изделие из трикотажа».

Американский редактор ответил мне, что неоднократно слышал, как кофточками называли блузки довольно молодые и современные россиянки, посещавшие нью-йоркские магазины, но настаивать на своём мнении не стал. «Это ещё ничего не значит, – подумал я. – Мало ли из какой глубинки были эти россиянки! Сейчас все по заграницам ездят». Поиском изображений в Интернете я на сей раз не стал заниматься, и в окончательную вёрстку словаря статья кофточка ушла без изменений.

Однако надо, надо было всё же посмотреть картинки! Уже после выхода словаря из печати я обнаружил, что огромное количество Интернет-магазинов и рекламных сайтов одежды действительно под кофточками имеют в виду отнюдь не тёплые кофты, а едва ли не любой лёгкий предмет женской одежды, пригодный для надевания на верхнюю часть тела. Причём наличие пуговиц на нём совершенно не имеет значения.

Мне по-прежнему это кажется неправильным, и я не употреблю слово кофточка в значении ‘блузка’. И всё же как лексикограф я должен объективно регистрировать современное состояние языка. Приходится признать, что со словом кофточка произошла семантическая метаморфоза, и прежде периферийное его значение пробило-таки себе дорогу в нормативный язык.

От легкомыслияa до слабоумия – один шаг?

Кроме словарей и картинок, ещё одним важным источником семантической информации о словах являются, как известно, лексические корпуса. Но, как ни парадоксально, и их показания не всегда согласуются с мнением образованных носителей языка! Проиллюстрирую это только одним примером.

В своём словаре я поставил в соответствие слову легкомысленный прилагательное light‑minded. При этом я исходил из следующего толкования «Уэбстера»:

light-minded, adj. having or showing a lack of serious purpose, attitude, etc.; frivolous; trifling: to be in a light-minded mood.

В переводе: ‘не имеющий или демонстрирующий отсутствие серьёзной цели, отношения и т.д.; беззаботный; малозначительный’. Казалось бы, идеальный эквивалент для легкомысленный. Настороживает, правда, то, что в «Лонгмане» слова light-minded вообще нет. Да ведь «Лонгман» составлен британцами, успокаивал я себя, а у нас всё-таки словарь американского варианта.

Однако оба моих американских редактора встретили light-minded в штыки. Редактор-консультант написал: «Настоятельно не рекомендую использовать слово light-minded. Вместо этого предлагаю: frivolous, lighthearted». Второй редактор был «полностью согласен» с первым:

Light-minded – в Америке никто так не говорит. "To be in a light-minded mood” – никто не скажет. Я тоже за frivolous, lighthearted. Иногда – casual. Но "light-minded” многие здесь даже не поймут – подумают, может быть, речь идёт о каком-то дебиле…

Вот так, не больше и не меньше: light-minded якобы ассоциируется у американцев с дебильностью!

В такой ситуации к картинке уже не прибегнешь. Но можно прибегнуть к корпусам. Ведь именно их мы сейчас так активно пропагандируем среди переводчиков и студентов. Корпуса – ключ к современному узусу, не так ли? Что ж, входим в COCA (Corpus of Contemporary American English). На слово light-minded обнаруживается 14 примеров из 10 источников за период с 1990 по 2011 год (по состоянию на конец июля 2012 года).

Надеюсь, читатели не посетуют на меня за то, что я приведу их все, ограничив контексты до разумного минимума. (Впрочем, если у вас нет времени или желания читать и анализировать эти примеры, вы без ущерба для себя можете их пропустить и просто поверить мне на слово в том, что написано дальше).

1. The Talmud teaches in various spots that "women are light-minded,”that they are gluttonous, eavesdroppers, lazy and jealous…” (Humanist, 2011)

2. But a haven is wherever light-minded people get together. Wembley is a haven. Spain is a haven. (Larry King Show on CNN, 2007)

3. The singing, a couple of sober arias aside, was light-minded. (American Heritage, 2006)

4. The truth is that I have been married three times just because I am not light-minded about marriage. (American Heritage, 2000)

5. Edith Wharton was speaking of the light-minded company seated on the velvet sofas of America’s Gilded Age. (Harper’s Magazine, 1998)

6. The sequence of events… followed from a similarly light-minded use of words. (Ibid.)

7. Almost any contemporary fiction, no matter how inconsequential and light-minded, has a fighting chance of taking on weight and portent, perhaps even significance. (Time, 1998)

8. We deaden our sensibilities with light-minded entertainments… (Saturday Evening Post, 1995)

9. I first laid eyes on you – that you were a coxcomb, vain and light-minded and too clever for your own good. (Kate Ross. Cut to the Quick, 1993)

10. They should, in fact, become philosophers-cum-poets, adapting a light-minded aestheticism to traditional philosophical questions… (American Scholar, 1992)

11. <The philosopher> calls himself a pragmatist, but in so light-minded a fashion… (Ibid.)

12. Mama says that I am light-minded, can’t stick to my studies, I want to jump up and run. (Peter Matthiessen. Killing Mr. Watson, 1990)

13. He thought me light-minded if I enjoyed my children's company, told them stories or played games. (Anne Perry. Bethlehem Road, 1990)

14. He knew I was neither a hysterical person nor light-minded. I loved my daughter more than any other person on earth. (Ibid.)

Изучив все примеры в широком контексте, я пришёл к выводу, что почти везде light-minded означает именно ‘легкомысленный, несерьёзный’. Разве только в один-два примера можно «вчитать» значение ‘слабоумный’ как теоретически возможный смысл.

Какая же чаша весов перевесит: мнение двух высокообразованных носителей языка или толкование словаря плюс дюжина цитат из статей и романов, опубликованных в солидных изданиях? Эта дилемма не так проста. Мучительные размышления над ней способны довести едва ли не до состояния "light-minded” – в том смысле, какой вкладывают в это слово мои редакторы.

В итоге я всё же принял позицию последних, и вот по каким причинам. Вспомним об отсутствии этого слова в словаре «Лонгман». Отмечу и то, что в корпусе объёмом 425 миллионов слов оказалось только 14 случаев употребления light-minded, включая 4 случая, когда оно дважды по два раза использовалось в одном и том же произведении. Это равносильно 12 независимым случаям. Из них в XXI веке (после 2000 года) зафиксировано только 3 словоупотребления. Сопоставим это с встречаемостью слова frivolous в том же корпусе – 1364 раза, lighthearted – 513 раз или trifling – 221 раз, и становится ясно, что в современной речи light-minded – редкое слово. Вероятно, многим носителям языка оно просто незнакомо, и потому, видимо, мои редакторы и высказали опасение, что его могут понять превратно.

В вёрстку ушёл следующий вариант словарной статьи:

легкомысленный frivolous, lighthearted [person; mood]; flippant [remark; air]; thoughtless [act; advice]

Подобных примеров того, как в результате трудоёмких исследований и долгих обсуждений с редакторами формируются статьи словаря, я мог бы привести множество. Надеюсь, теперь тебе ясно, дорогой читатель, что В.В. Маяковский в своих знаменитых строках описал труд не только поэта, но и лексикографа:

…та же добыча радия. / В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради / тысячи тонн словесной руды.

В этой «шахтёрской» работе автору словаря не обойтись без помощников – редакторов. Их труд безмерно важен, но малозаметен. Даже на имя автора читатель не всегда обращает внимание. А что говорить о редакторе, чья фамилия указана мелким шрифтом на обороте титульного листа, а то и на последней странице.

Нет, автор вовсе не обязан всегда убеждать в своей правоте редактора и добиваться от него согласия на то, что он написал. И логика, и право говорят о том, что, несмотря ни на какие редакционные замечания, последнее слово остаётся за автором. Однако я всегда считал самонадеянным и невежливым игнорировать мнение редакторов, особенно носителей языка. Даже когда редактор неправ, лишнее внимание к поднятому им вопросу помогает прийти к взвешенному решению.

Если, конечно, не вмешается барабашка.