Сразу хочу пояснить свою позицию: подход, при котором грамматисты излагают правила о «переводе» тех или иных грамматических форм, я считаю в принципе неверным. Переводятся не слова и части речи; минимальной единицей перевода является высказывание, а основа высказывания — предикация. Сутью предикации является констатация действия или состояния, и глагольная форма в переводе зависит от того, как связано это действие с другими: какова последовательность действий, есть ли причинно-следственные связи между ними, отношения уступки, противительности, условия и пр. Этим темам посвящена добрая половина моего учебника «Русско-английский перевод», особенно разделы VII–IX (Типы предикаций как проблема перевода; Передача связи между предикациями и компонентами высказывания; Передача свёрнутых предикаций).

Поэтому саму формулировку «перевод причастий» я считаю некорректной и обсуждать эту тему в таком ключе не могу. Я учу студентов отталкиваться не от формы, а сначала разобрать смысл той или иной глагольной формы и установить, какая ситуация описана в тексте. Уже после этого мы выбираем те средства английского языка, которые лучше всего подходят для описания этой ситуации.

В ответ на Ваши вопросы я могу лишь высказать своё мнение о корректности некоторых фраз из учебников, которые Вы процитировали.

Прежде всего, фраза

The boys throwing stones into the pond laughed loudly

крайне искусственна (так же как, впрочем, и русская фраза «Мальчики, бросавшие камни в пруд, громко смеялись») и отчасти неграмотна. Здесь прежде всего вызывает вопросы форма laughed: она означает «засмеялись», а если мы имеем в виду продолжительное действие, наблюдаемое говорящим, то нужна, конечно, форма Continuous (were laughing). Если речь идёт о двух одновременных действиях, то никакого причастия здесь не требуется вообще, а всю фразу можно перевести так:

The boys were throwing stones into the pond and laughing loudly.

Неграмотна и фраза:

Throwing the letter into the fire he left the room.

Здесь два действия совершаются последовательно, и выражать их причастиями нет необходимости. Оптимальный перевод этой фразы —

He threw the letter into the fire and left the room,

но если глаголы поменять местами, тогда возможна форма простого причастия (Present Participle) с предлогом:

He left the room after throwing the letter into the fire.

Формула

Having thrown the letter into the fire, he left the room

возможна, если подчёркивается причинно-следственная связь между двумя действиями («поскольку он бросил письмо в огонь, то вышел из комнаты»), что может быть оправдано лишь в определённом контексте.

Что касается следующего цитированного Вами утверждения:

«Времена группы Indefinite употребляются, в отличие от времен других групп, только для констатации фактов совершения действия в настоящем, прошедшем и будущем, без указания на его длительность, законченность и безотносительно к какому-либо другому действию или моменту»,

то эта формулировка действительно не очень удачна. Авторы, видимо, хотели сказать, что форма Indefinite сама по себе не выражает и не акцентирует никакого особого аспекта действия. Во фразе "I shall work from nine to three" продолжительность и законченность процесса выражается не глаголом, а другим членом предложения (обстоятельством времени from nine to three).

Добавлю, что в таком предложении вполне возможна была бы и форма Continuous: I'll be working from nine to three. Такой перевод выражает мысль о том, что говорящий будет непрерывно занят работой, и либо его не следует в это время беспокоить, либо, наоборот, что в любой момент из этого промежутка времени его можно будет застать на рабочем месте.

Здравствуйте, Сергей! Считается, что двойные имена вошли во Франции в моду при Людовике XIV в XVII веке – была заимствована испанская традиция. В качестве компонентов двойного имени часто выбирались библейские имена либо имена предков (например, обоих дедов).

Жан-Полей больше всего потому, что это имена знаменитых апостолов — Иоанна и Павла. Некоторые двойные имена слились в одно (например, Мари-Анн превратилась в Марианну).

Хотя в алфавитах языков, пользующихся кириллицей, нередко используется графема Ъ, она там часто имеет иное фонетическое значение, чем в русском языке. Насколько мне известно, в таджикском языке эта фонема обозначает взрывную паузу, а в беглой речи фактически произносится как продолжение (удлинение или удвоение) предшествующей гласной. Поэтому с научной точки зрения простой перенос этой буквы при передаче имени на русский язык, тем более в позиции, русскому языку несвойственной (после нейотированного гласного), необоснован. Если требуется убедить в этом ФМС, может быть, имеет смысл показать работникам этой службы другие таджикские буквы, которые нельзя сохранить в неизменном виде при передаче на русский (ғ, ӣ, қ, ў, ҳ, ҷ). Отметить, что в системе ISO-9 (1995) при латинской транскрипции эта буква не заменяется никакой литерой, а обозначается апострофом ('). Или привести в пример болгарскую букву Ъ, которая на русский язык передаётся иначе (болг. Първомай — рус. Первомай).

Юрий, начну с ответа на Ваш последний вопрос (о форматировании). Мой сайт основан на техническом движке Ucoz, и возможности форматирования в постах и комментариях определяются дизайном этого движка. Впрочем, я с затруднениями, о которых вы пишете, не сталкивался: по-моему, и в постах, и в комментариях имеются средства выделения текста курсивом, полужирным шрифтом и цветом. Однако более глубокой технической консультации, боюсь, я дать не смогу; для этого я рекомендовал бы написать вопрос в сообщество пользователей Ucoz.

Теперь об отсутствии гармонии в правилах практической транскрипции с разных языков. Не сомневаюсь, что при детальном изучении таблиц Вы обнаружили бы ещё много всяких несоответствий. Я и сам могу их привести. Например, почему похожий звук [y] c французского в начале слова транскрибируется как Ю, а со скандинавских языков — как И? Ответ очень прост: правила для одних языков разрабатывает одна группа людей, а для других — другая. Под «группами» здесь имеются в виду не какие-то сплочённые коллективы мудрых учёных, а разбросанные во времени и пространстве неопределённые множества людей, преследующих самые разные цели и задачи — от теоретиков-ономастов и переводчиков до журналистов и не слишком подкованных в лингвистике рядовых пользователей. Да, находятся какие-то люди (вроде меня), которые пытаются систематизировать и упорядочить этот опыт, но им всегда приходится иметь дело с уже сложившейся конвенцией и огромным массивом противоречивого и разнородного материала, в котором не очень верные и не слишком логичные решения уже давно пустили корни и распространились настолько, что уже стали своего рода нормой.

Да и что говорить об унификации систем транскрипции с различных языков, если даже в рамках одного языка добиться такой унификации в некоторых случаях не более реально, чем долететь на пушечном ядре на Луну. Например, чтобы в транскрипции с английского фонема [æ] всегда единообразно передавалась русской буквой Э (что рекомендуется правилами), нужно добиться, чтобы в реальной практике оказались под запретом варианты Сандра, Чаннинг, Патрик, Баттерфилд, Камерон, Гладстон, а заставить переводчиков и журналистов перестать использовать мягкий знак после Л (Чарльз, Дональд, Рональд, Малькольм) может разве что введение денежного штрафа. (Только не подумайте, что я сторонник такой меры.)

Базовой причиной всех этих и многих других проблем практической транскрипции является целый комплекс глубинных языковых антиномий (противоречий), о котором мною написана целая книга — «Имена собственные. Теория и практика межъязыковой передачи». Это не значит, что на разнобой и неупорядоченность можно махнуть рукой. Это значит, что приходится стремиться к гармоничным и непротиворечивым решениям, оставаясь при этом реалистами.

Что касается упорядочения транскрипции конечного i в румынских именах собственных, то я, как и Вы, вижу необходимость в изменении сложившейся практики, но такое решение должны принять специалисты по румынскому языку, и оно должно быть предметом более или менее общего консенсуса. Среди них интереса к такому консенсусу пока не видно.

В то же время могу сообщить, что кое-какие усилия в направлении упорядочения и унификации имеют место. Так, после активных и продолжительных дискуссий как раз на этом сайте Вашему покорному слуге вместе с коллегами-переводчиками и учёными из Масарыкова университета (Брно) удалось внести вклад в упорядочение некоторых правил транскрипции с чешского и словацкого языков на русский, что было одновременно закреплено в издании в Чехии апробированной монографии (автор — д-р Станислава Шпачкова) и в «Правилах», изданных мною в Москве.

Так что не всё так плохо, но процесс упорядочения систем практической транскрипции — дело сложное, медленное и требующее согласования позиций большого количества сторон.

Дмитрий, Ваш вопрос побудил меня посоветоваться с одним из крупнейших специалистов в области немецкого языкознания и перевода — доктором филологических наук, профессором Дмитрием Олеговичем Добровольским. Он считает, что (цитирую дословно) «немецкие орфографические изыски никак не должны влиять на способ русского написания», напомнив и о том, что «ss и ß произносятся абсолютно одинаково, просто как [s]. И никогда не удваиваются в произношении».

Таким образом немецкая орфографическая реформа не сказалась на правилах транскрипции и транслитерации с немецкого языка на русский.

Что касается Вашего последнего вопроса, то здесь, боюсь, общий принцип сформулировать почти невозможно. Правила транскрипции/транслитерации всегда были и будут областью условного консенсуса и научно-практической традиции, не более того.

Евгения, Вы задали интересные и важные вопросы, которые уже глубоко продумали. Я всегда это приветствую. Ну что ж, давайте разбираться.

1. В названия ведомств и организаций, которые при прямой кальке звучат слишком «не по-русски», нередко добавляют словосочетании по вопросам. Ну, а конкретные существительные по возможности заменяют на абстрактные или собирательные, например children — детство (а не дети) или (в каких-то контекстах) ребёнок.Department for Children, Schools and Families можно, я думаю, передать как Министерство по вопросам детства, школы и семьи (здесь последние два существительных в единственном числе приобретают обобщённое значение).

2. В подобных эргонимах следует выделять лексическое ядро, от которого эргоним является производным. Здесь это Utah Valley — долина Юта, чётко выделяемый географический район с озером Юта в центре, поэтому и Utah Valley University — Университет долины Юта. То, что название спортивной команды передаётся не калькированием, а практической транскрипцией, смущать никого не должно, потому что названия команд — это некие условные ярлычки, они могут соотноситься с реальными объектами, а могут и не соотноситься, и в общем случае рассматриваются в ономастике как имена, в которых превалирует форма, которую и следует передавать.

New Trier High School я бы передал как средняя школа Нью-Трир, без слова район, но и без кавычек: ведь в нём название района как бы «перенесено» на само учебное заведение — как Вы сами пишете, название школы часто сокращается до этого топонима. Термин «средняя школа» к high school вполне применим, а вот middle school можно передавать как «неполная средняя школа».

Павел, на Ваши вопросы легко отвечать, т.к. Вы сами глубоко прорабатываете тему своего вопроса. В принципе все аргументы «за» и «против» Вы уже привели. Поэтому мой ответ будет банален: всё зависит от контекста. При переводе на английский очень важно следить, чтобы в той или иной ситуации у слова не «выскочило» незапланированное значение. Действительно, с homemade, home-built надо обращаться осторожно, чтобы эти слова не воспринимались в смысле «кустарный, самодельный», хотя они и могут означать «отечественного производства».
Поэтому вариант domestically made / produced мне кажется более универсальным, а Russian-made — так это вообще почти foolproof.
Indigenous equipment и national equipment мне не кажутся естественными сочетаниями, а domestic equipment ближе к смыслу «бытовое оборудование».

Прежде всего хочу уточнить: в очерке «Открывая Мюллера» я не критикую «Русско-английский словарь» профессора А.И. Смирницкого; я отмечаю лишь особенности его издания (громоздкость, по сравнению со словарём Мюллера и Боянуса) и некоторые пробелы его словника. В целом же труд Смирницкого я оцениваю весьма высоко, особенно с точки зрения лексикографического аппарата (грамматических помет, указаний на произношение английских слов). Между прочим, Оксфордский русско-английский словарь был в своей основе «слизан» со словаря Смирницкого, но в некоторых отношениях это оказалась ухудшенная версия. Конечно, в ряде статей там были даны более идиоматичные соответствия, но система подачи значений оказалась неоправданно упрощена. А в целом Смирницкий просвечивает через «Окфорд».

Не буду скрывать и того, что словарь Смирницкого был предшественником и своего рода основанием для «Нового Большого русско-английского словаря» под моей редакцией (2004–2008). Если Вы интересуетесь лексикографией, то в статье «Новый большой русско-английский словарь как отражение нового в лексике двух языков на рубеже тысячелетий» я подробно рассказал и о словаре Смирницкого, и том, какие усовершенствования были мною внесены в НБРАС.

Что касается словаря под редакцией Р. Даглиша, то этот словарь мне кажется очень удачным для своего времени. Сегодня он, конечно, во многом устарел в силу объективных причин, но для несложных текстов общего характера им до сих пор можно пользоваться (конечно, в сочетании с более современными источниками). Нужно только иметь в виду, что словарь Даглиша изначально планировался как словарь меньшего объёма, чем словарь Смирницкого, и поэтому в него включены лишь самые распространённые слова и их значения.

Трудный вопрос Вы задали! Но кто среди нас — тех, кто имеет дело с английским языком, — над ним не думал? Действительно, из выпускников обычных (неспециальных) школ даже на базовом уровне иностранным языком владеют единицы. Я вижу тут две причины: (а) в школьном расписании отводится слишком мало времени на иностранный язык, да и изучать его начинают в нашей школе поздновато; (б) учащиеся не видят практической пользы для себя во владении языками: за границу ездят немногие, а если и ездят, скажем, в Турцию и Таиланд, то не без оснований рассчитывают, что в этих странах работники отелей и торговки будут говорить с ними по-русски.

Начнём с времени, отведённого на изучения языка. Не знаю, честно говоря, какова нынешняя ситуация, но когда я учился, у нас было всего 2 урока (по 45 мин.) иностранного языка в неделю. Для языка это просто смешно, можно даже и не пытаться кого-либо чему-либо за такой объём времени научить. (О себе не говорю; хоть я и учился в школе без углублённого изучения языка, меня приобщала к английскому старшая сестра, да и с репетитором я какое-то время занимался.) Если ставить такую цель, то нужны дополнительные (факультативные) занятия. На них, мне кажется, придут те, кто всё-таки питает какой-то интерес к данному предмету и имеет способности к языкам.

И вот тут мы как раз переходим к вопросу об интересе ученика. Учитель, мне кажется, может повысить его, если сумеет на ярких примерах показать ученикам, насколько успешнее они смогут стать в жизни, овладев иностранным языком. Со знанием английского проще освоить информационные технологии, основы бизнеса, легче будет получить хорошо оплачиваемую должность и т.д. Вот пусть те, кто это поймёт и для кого это послужит стимулом, приходят на факультатив. А остальные пусть тупо зубрят положенные по программе "топики". «Осчастливить» тех, кто этого не хочет, невозможно.

Ну, и наконец о том, как сделать занятия интереснее. Конечно, шутом учителю быть не нужно. Но нужно учитывать особенности внимания молодого человека: оно привыкло к яркой визуальной информации, к экрану смартфона и ноутбука, а также к периодической смене каналов восприятия, видов активности и ролей. Если ученики будут сидеть и весь урок смотреть в бумажный учебник, то мало что усвоят. Поэтому учебный материал следует делать максимально мультимедийным, в чём помогут презентации в «Пауэрпойнте», анимации, фрагменты фильмов и т.д. Также нужно побуждать их к активной, творческой работе на уроке. Пусть озвучивают английские и американские фильмы по ролям (сначала посмотрят фрагмент несколько раз, вместе с Вами разберут и переведут, а затем озвучат по-английски при выключенной оригинальной дорожке), разыгрывают сценки, сами готовят какие-то проекты. Да я бы даже перед англоязычным караоке не остановился!

Конечно, тут придётся потратить лишнее время на подготовку уроков. Но и самому учителю так будет интереснее учить. А что касается учебников, то, видимо, придётся сочетать отечественные пособия (они, как-никак, учитывают российский менталитет) и зарубежные (где язык более идиоматичен). Какие конкретно, я порекомендовать не могу, потому что никогда не преподавал в школе, а только в лингвистическом вузе, где специально подстёгивать интерес студентов к профессии, по большому счёту, было не нужно.

Успехов Вам!

Мария, конечно, вычленять ядерную структуру высказывания необходимо и при англо-русском переводе, в первую очередь для того, чтобы разобраться в логических отношениях между актантами высказывания и не ошибиться в трактовке амбивалентных конструкций. Кое-что на эту тему можно почерпнуть из моей статьи «„Ложный друг“ оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…» // «Мосты» №4 (16). – М.: Р.Валент, 2007. – С. 33–41. (К сожалению, в электронном виде она пока не выложена в Интернет.)

Также очень важным для специального (технического) перевода является понятие лексико-семантической сетки, о чём я писал в статье «Наш перевод, вперёд лети! В лакуне остановка».

Из учебных пособий по техническому переводу моим позициям наиболее близка книга Б.Н. Климзо «Ремесло технического переводчика» (М.: 2003), в которой есть глава «Логика на службе переводчика».

Искренне надеюсь, что из этих источников Вы почерпнёте что-то полезное для себя!

Английским я владею несколько лучше, чем французским, просто в силу более обширной профессиональной переводческой, педагогической и научной работы с этим языком. Думаю, что второй и последующие иностранные языки можно изучать независимо от степени «продвинутости» в первом иностранном. Все изучаемые языки «работают» друг на друга. Добиться свободного владения двумя и более языками вполне возможно!

Я склонен больше доверять данным словарей, согласно которым tonne = metric ton (тонна, 1000 кг) как в американском, так и в британском варианте английского языка. Слово ton в обоих вариантах входит в сочетания long ton («длинная тонна», равная 2240 фунтам, или 1016 кг) и short ton («короткая тонна», равная 2000 фунтам, или 907,2 кг) и может для краткости замещать оба эти словосочетания.

В русской транскрипции английской фонемы [æ] нет единства ни среди практиков, ни среди теоретиков. Исторически сложились как довольно многочисленные транскрипции с русской буквой а, так и не менее (если не более) многочисленные — с буквой э. Пишут, с одной стороны, Адамс, Патрик, Гладстон, Фаррелл, Анна Радклифф (писательница) и, с другой стороны, Эндрю, Брэдбери, Пэлтроу, Кэрролл, Дэниел Рэдклифф (актёр).

Вопрос осложняется тем, что в британском варианте английского языка звук [æ] ближе к русскому [a], а в американском — к [э]. «Британофилы» А.В. Суперанская и А.И. Рыбакин выбрали для передачи этой фонемы русскую букву а. Но, к сожалению, если проводить этот принцип последовательно, то мы получим довольно странные написания Джаксон (Jackson), Сам (Sam), Станли (Stanley), Анди (Andy) и т.п. — между прочим, так эти имена и фамилии и поданы в словарях Рыбакина.

Для меня, как я уже неоднократно писал в статьях и книгах, важна не столько фонетическая точность передачи (которая к тому же чаще всего недостижима из-за несовпадения фонологических систем языков), сколько системность и регулярность практической транскрипции. Поэтому моя позиция в данном конкретном вопросе расходится с позицией упомянутых учёных. Я считаю, что необходимо передавать фонему [æ] буквой э в общем случае и буквой е после шипящих (кроме исторически устоявшихся вариантов с а — вроде Адамс и Чаплин), потому что при последовательном применении этого принципа мы не получим столь же странных вариантов, как «Джак», «Сам», «Дан», «Ванс», «Андрю» и т.п. Скажем, фамилия британского премьера У. Ю. Гладстона (William Ewart Gladstone, 1809–1898), если её «переделать» на Глэдстона, не будет сильно резать ухо как ошибочная, а вот если Кэрролла снова называть Карролем, как в XIX веке, то это уж ни в какие ворота не лезет.

Резюме: фамилию Ramsey рекомендую передавать по-русски вариантом Рэмзи.

Илья, в целом Вы, конечно, правы. Однако должен добавить, что слово колледж вошло в русский язык на правах иностранной реалии давно, когда ещё в самой России (СССР) никаких «колледжей» не было, а были техникумы и училища (учреждения среднего специального образования), а также институты и университеты (вузы). Это только в 90-е годы прошлого века, когда слова ПТУ и техникум обрели некие пренебрежительно-насмешливые коннотации и перестали привлекать учащихся, таким заведениям стали присваивать благородное звание «колледжей». Тем не менее иностранные колледжи не перестали оставаться таковыми.

Что касается слов институт или вуз, то я бы применял их в переводе с осторожностью. Во-первых, наши институты (которые ещё не переименовали себя в «университеты») дают, как правило, более продвинутое образование, чем иностранные колледжи; во-вторых, за рубежом крайне мало учебных заведений, которые именуют себя «институт» (один из немногих — MIT), и поэтому немного странно было бы прочесть в каком-нибудь переводе с английского: «Джон сказал сыну: „Неужели ты не собираешься поступать в институт?“». Не знаю, как для вас, а для меня этот вопрос звучит как цитата из старого советского фильма. В-третьих, слово вуз принадлежит в большей степени к официальному регистру, а в разговорной речи мы им пользуемся редко.

Боюсь, что это один из тех случаев, когда мы должны всё-таки положиться на подкованность читателя, который должен бы знать (может быть, по опыту родных или друзей), что иностранный колледж — не то же самое, что российский. Увы, это удел многих терминов, относящихся к сфере образования. Взять, например, перевод титула Dr. — ну, не называть же его «кандидатом наук»! И приходится величать какого-нибудь дилетанта доктором, хотя до нашего доктора (не всякого, конечно) ему, возможно, далеко, как до Луны. Да и простые преподаватели в Америке почти поголовно стали именоваться «профессорами». Знали бы они, что требуется у нас для того, чтобы получить звание и должность профессора, им бы стало плохо. И знал бы у нас простой народ, что американские «доктор» и «профессор» — на самом деле весьма легковесные звания. А ничего не поделаешь, приходится «нам» и «им» именоваться одинаково.

Дорогой Серж, та «пословица», которую Вы процитировали, — это какая-то неудачная рекламная придумка, автор которой плохо владеет английским языком. Либо Вы что-то перепутали. Грамматика там никуда не годится, и смысл из-за этого не ясен. Короче говоря, это набор слов, смысл которых не складывается в нечто связное. Поэтому и перевести такую фразу нельзя. Не знаю, может быть, другие пользователи видели корректный вариант этого высказывания и поделятся с нами.

Сергей, мой ответ однозначен: продолжать себя искать! Другой жизни у нас не будет, а Вы ещё вполне молодой человек, Вам должно хватить сил на эти поиски. Знаете, я встречал людей, которые в 35 лет не побоялись сесть на одну студенческую скамью с ребятами вдвое моложе себя. Но это даже необязательно: есть много вариантов дополнительного, в том числе онлайнового образования.

Чтобы сузить поле поисков, поройтесь в детских воспоминаниях: что Вам доставляло удовольствие, манило, интересовало? О себе, например, могу сказать, что практически всё, чем я занимаюсь или занимался в жизни, проявилось у меня в раннем детстве. Помню, например, что, ещё не получив ни одного урока по английскому, я лет в семь захотел переводить «Алису в Стране Чудес»: у сестры была адаптированная книжка на английском языке, и я, вооружившись «Англо-русским словарём», пытался переводить текст этой сказки слово за словом. Даже склонности к лексикографии проявились у меня тоже в очень раннем возрасте. Конечно, нельзя судить обо всех по себе. Но не может же быть, чтобы не было ни одного дела, которое бы Вас не увлекало больше, чем другие.

А если, порывшись в памяти, ничего такого обнаружить не можете, попробуйте хотя бы найти себе хорошее хобби. Пусть работа неинтересна, но, найдя себе увлечение, Вы будете им подпитываться, жить ожиданием встречи с ним. Попробуйте подключиться к увлечениям друзей или онлайновых сообществ. В общем, главное — не ленитесь. Наше время прекрасно тем, что открывает миллион возможностей. А когда нащупаете что-то, пишите сюда, на мой сайт, пусть Ваш опыт послужит примером для других. Я очень на это надеюсь.