Творческий подход переводчика к тексту я в целом приветствую. Но и «идти против течения» не рекомендую. Сам я занимаю обычно консервативную, но гибкую позицию. Я не люблю варваризмы, и если есть адекватное слово (термин) с русскими — или пусть иностранными, но давно прижившимися — корнями, использую именно этот термин. Но в то же время я слежу за тем, как развивается языковое словоупотребление, и если профессиональная среда единодушно принимает тот или иной термин, бывает и трудно, и бесполезно идти против течения, приходится приспосабливаться к запросам тех, для кого переводишь.

Приведу пример. Мне приходилось синхронно переводить конференцию, посвящённую медицинскому оборудованию. В текстах часто фигурировал термин liner, который я переводил, естественно, как прокладка. Российские участники — врачи, работающие с этим оборудованием, — все как один говорили «лайнер». Разумеется, я не стал сразу под них подстраиваться, а продолжал употреблять более корректный термин. Однако в тех же устройствах, о которых говорилось на конференции, использовался расходный материал, именуемый gel pad, буквально — «гелевая подкладка». Именно её врачи и называли прокладкой. Назначение и функции этих предметов (liner и pad) были разными. Поэтому, чтобы не запутывать специалистов, я всё же счёл более правильным (с технической, конечно, а не с лингвистической точки зрения) переключиться на их терминологию и в качестве соответствия для liner стал употреблять слово «лайнер». Главное всё-таки — цель и результат коммуникации, они при прочих равных условиях имеют приоритет над её формой.

Сказанное касается в первую очередь сферы технического перевода, где мы работаем прежде всего для заказчика. В тех видах перевода, где степень свободы переводчика выше (например, в художественном и публицистическом), естественно, можно более активно отстаивать чистоту языка.

Что касается всяких придумок типа себяшки, то пусть, конечно, те, кому хочется, развлекаются ими, но переводчику я бы не рекомендовал их внедрять. Мне вообще неизвестны случаи, когда некое лексическое нововведение переводчика вытеснило бы из употребления какой-то варваризм. Это под силу только неким официальным авторитетам. В своё время, как мы знаем из истории, упорядочил заимствования из латыни и греческого Ломоносов, стоявший во главе Российской академии наук. Во Франции успешно борется с варваризмами Académie française, в странах Балтии — языковая полиция. У нас такого органа, наделённого серьёзными полномочиями в сфере языкового регулирования, нет, а индивидуальные усилия, на это направленные, ни к чему не приведут.

Остаётся надеяться, что язык сам всё отрегулирует. В конце концов, после нормандского завоевания английский язык пережил настоящую лексическую катастрофу под натиском французского, однако кто знает — может быть, в конечном итоге она пошла ему только на пользу: язык приобрёл гибкость, позволившую ему сегодня стать мировым языком.