Интервью Дмитрия Ермоловича журналу Vuca Magazine и ресурсу Vuca.by (Беларусь)
Часть первая. Пьют ли кисель в Стране Чудес?
Часть вторая. Разные имена Якобы-Черепахи (эта страница)
Часть третья. Верлиока против Бармаглота
Разные имена Якобы-Черепахи
Опубликовано 2 декабря 2021 г.
В продолжение интервью VUCA.by и VUCA Magazine известный российский лингвист, профессор Дмитрий Ермолович раскрыл секрет, почему один и тот же сказочный персонаж имеет разные имена в русских переводах, как играть со словами и что его вдохновило на создание собственных иллюстраций.
– Дмитрий Иванович, чем руководствуется переводчик при переводе имен сказочных персонажей? Например, Hatter — у одного переводчика Болванщик, у другого — Шляпа, у третьего — Котелок и так далее. Должен ли каждый переводчик придумывать что-то новое? А если его вариант совпадает с версией предшественника, может ли это считаться заимствованием или даже плагиатом?
– У Кэрролла имя почти любого персонажа вызывает определённые ассоциации фольклорного, мифологического, фразеологического, каламбурного характера. Эти ассоциации редко воспроизводятся при прямом, словарном переводе (среди таких редких исключений, например, мифический зверь Грифон). Но чаще либо словарный эквивалент лишён ассоциаций, либо в словаре вообще нет ничего похожего. Естественно, что переводчики пытаются создать по-русски какую-то свою шутливую игру слов. Каждый это делает по-своему, оттого и варианты разные.
А говоря о заимствованиях, важно понимать, в какой степени тот или иной перевод выводится из оригинала, а какие элементы в нём — плод сугубо индивидуального творчества переводчика. Например, Hatter имеет прямое словарное соответствие «Шляпник», а вот «Болванщик» Н. Демуровой или «Шляпа» Б. Заходера — это уже модификации. Откуда они взялись? Дело в том, что Hatter и March Hare — два персонажа, имена которых возникли из идиоматических сравнений: mad as a hatter и mad as a march hare. Это синонимичные шутливые выражения, означающие крайнюю степень сумасшествия. В русском языке нет подобных образных сравнений для безумцев, отсюда и попытки переводчиков найти другие ассоциативные ряды. Н. Демурова придумала «Болванщика», исходя из того, что шляпники пользуются болванками для шляп, а «болванка» созвучна слову «болван». Хотя вариант «Болванщик» и получил определённую популярность, он мне не кажется удачным: во-первых, персонаж из сумасшедшего превратился в «болвана», или дурака (что довольно далеко от оригинала), а во-вторых, болванщики в точном смысле этого слова — это те, кто делает именно болванки, а не шляпы, и к кэрролловскому Шляпнику такое обозначение, по-моему, не подходит.
Заходеровский вариант «Шляпа» мне нравится гораздо больше: ведь мы действительно иногда шутливо называем так человека, который что-то забывает, путает, плохо соображает. (Даже о себе можно сказать: «Ах, я шляпа!») Это если и не совсем «сумасшедший», то тот, у кого беспорядок в голове. И налицо каламбурная связь со шляпой как головным убором.
Как бы то ни было, в обоих этих случаях мы видим оригинальные решения, и другие переводчики не могут ими воспользоваться, если не хотят прослыть плагиаторами. А вот соответствие «Hatter — Шляпник» свободен использовать любой переводчик, потому что оно есть в словарях и не может считаться индивидуальной находкой.
Впрочем, сегодня уже нет необходимости в каких-то придумках: кэрролловский Шляпник стал уже настолько прославленным безумцем, в том числе и в русскоязычной среде, что нужная ассоциация просто в силу популярности книги возникла и по-русски. В своём переводе я использовал именно это наименование.
– Какие из своих переводческих находок в «Алисах» вы считаете самыми удачными?
– Наибольшую сложность у Кэрролла представляют «каскады» игры слов, в которых один каламбур переходит в другой. Когда получается построить аналогичный каскад по-русски, это приносит большое удовлетворение. Вот, например, фрагмент из главы X:
— Знаешь, почему она [эта рыба] называется треской?
— Никогда об этом не задумывалась. Почему?
— Потому что громко трещит. Её брали с собой тресконосцы в тресковые походы, чтобы подавать всякие сигналы. А навага хороша для обуви, — торжественно объявил Грифон. — Вот скажи, как ухаживают за твоими туфельками, а? Отчего они так блестят?
Алиса посмотрела на свои туфельки и задумалась.
— Наверное, от ваксы. Их, кажется, наващивают.
— А на дне морском обувь наваживают. То есть начищают навагой, — пробасил Грифон…
— И она это терпит? — с большим любопытством спросила Алиса.
— Разве ты не слышала пословицу: «навага всё стерпит»?
Огромный «камень преткновения» для переводчиков — имя персонажа Mock Turtle, которое тоже обязано игре слов. В переводе Демуровой это та самая «Черепаха Квази», которую я уже упоминал.
Как это имя возникло? Кэрролл взял наименование популярного в его время блюда — mock turtle soup (дословно: фальшивый черепаховый суп), которое имитировало суп из черепахи, но на самом деле варилось из телятины, — и ввёл в сказку фантастическое животное, из которого якобы и делали такой суп. Ведь грамматика английского языка формально допускает подобное истолкование. Как только не называли этот персонаж по-русски разные переводчики: Мок-Тартль, Фальшивая Черепаха, Поддельная Черепаха, Чепупаха, Под-Котик (это первый вариант Демуровой, который она позднее заменила на «Черепаху Квази»), Рыбный Деликатес…
Мой вариант — Якобы-Черепаха, который, как мне кажется, довольно органично удалось вписать в контекст:
— А ты уже виделась с Якобы-Черепахой?… Ну как же: из него варят суп — якобы черепаховый.
— Ваши переводы изданы вместе с параллельным оригинальным текстом на английском языке. В чём преимущество двуязычного издания?
— По-моему, у каждого человека, кто хотя бы немного изучал английский язык, если ему показалась интересной какая-либо шутка, аллюзия или игра слов, при прочтении русского перевода наверняка возникает желание выяснить: а как же это звучит в оригинале? И наоборот: книги Кэрролла так широко используют в качестве пособия для изучения английского языка, что у многих при ее чтении возникает вопрос: интересно, а как тот или иной оборот можно было бы перевести на русский язык? Имея двуязычное издание, не надо далеко ходить за ответами на эти вопросы — английский и русский тексты напечатаны параллельно, на противолежащих страницах.
– Открыв книгу с вашим переводом «Алис», обнаруживаешь там и составленный вами комментарий.
– Эти комментарии читать необязательно, но они предназначены для самых внимательных и заинтересованных читателей, особенно взрослых. А если вы читаете эту книгу детям, то комментарии помогут вам ответить на их возможные вопросы. Ведь многие культурно-исторические ассоциации, актуальные для эпохи Кэрролла, давно ушли в прошлое и нуждаются в разъяснении.
– Кроме перевода вы выступили и как иллюстратор. Насколько сложно было делать рисунки к книгам Кэрролла, учитывая, что эти произведения очень разноплановы и неоднозначны?
– Чтобы создать иллюстрацию, мало одного творческого порыва и воображения. Нужно тщательно продумать иллюстрируемую сцену. В литературном описании что-то можно охарактеризовать подробно, а что-то не упомянуть совсем. Однако художник не вправе изобразить одну деталь, а другую оставить белым пятном. Всё, что не описано автором, надо представить и додумать не только в соответствии с собственной фантазией, но и в духе авторской концепции. А значит, эту концепцию надо ещё как-то извлечь из текста и сформулировать для себя. Но это далеко не всё. Мне хотелось, чтобы в интерьерах, костюмах персонажей и других деталях рисунков была определённая аутентичность — например, чтобы комната, в которой Алиса прошла сквозь зеркало, выглядела характерной для английских домов второй половины XIX века. Я просмотрел, пожалуй, сотни фотографий и картин с изображениями домов и предметов быта старой Англии. Тех, кого интересует эта тема в подробностях, я приглашаю прочесть мою статью «Как я рисовал Зазеркалье».
Автор иллюстрации Д. Ермолович