© Д.И. Ермолович, 2005 г.
Синхронный перевод с ангольского
Дарья Донцова — самый популярный в нашей стране автор детективных романов для лёгкого чтения. Её книжки берут с собой, чтобы почитать в поезде, самолёте, во время пляжного отдыха на курорте. Написаны они без претензий на высокую литературу, но живо, грамотно и интересно. Загадочные истории, в которые попадает главная героиня — любительница частного сыска (а таких героинь у Донцовой несколько), складываются в конце концов в такие хитросплетения, что даже сообщаемый в конце романа ответ на вопрос «кто убил и почему?» ничего не проясняет. Многочисленные персонажи — тридцати-, сорока- и пятидесятилетние Ленки, Володьки, Серёжки, Гарики, Коли, Милы, Кеши и Аси, все живущие в Москве и передружившиеся между собой, но находящиеся на разных этапах пути из советских коммуналок через панельные хрущобы в элитные новорусские квартиры и особняки, — уже перепутались в голове и кружатся в ней весёлым шумным хороводом, внушающим читателю: не забивай себе голову лишними вопросами! Ты скоротал время? Вот и хорошо, можешь взять в руки следующий роман, а этот оставь в аэропорту или гостиничном холле — вдруг кому-то ещё будет нечем заполнить свободное время.
Роман Донцовой «Гарпия с пропеллером» именно так и попался мне на глаза: он лежал на столике гостиничного холла, где туристы обычно оставляют прочитанные книги, которые им лень везти обратно домой. Не то чтобы мне в тот день нечем было себя занять, но, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я взял эту книжку почитать. Сюжет, как и прежде, не оставил следа в сознании (до этого мне уже приходилось читать один из романов Донцовой), но я знал, что, читая историю следователя-любительницы Даши Васильевой, снова окажусь в компании неглупой и не лишённой чувства юмора сверстницы, вышедшей из близкой мне среды московских студентов-гуманитариев конца 1960-х — начала 1970-х годов. И это не самое плохое препровождение времени.
Васильева — девичья фамилия Агриппины Аркадьевны Донцовой, ныне пишущей под псевдонимом Дарья Донцова. Будущая писательница училась на факультете журналистики МГУ, а после окончания вуза приобщилась и к нашей профессии — два года работала переводчиком с французского в советском консульстве в Сирии. Но своё истинное призвание она нашла не в журналистике и не в переводе, а в литературном ремесле.
Я слышал по радио интервью Донцовой, в котором она сказала примерно следующее: «У меня есть талант в одном — я умею складно врать». Она имела в виду, конечно, талант придумывать и рассказывать истории. С конца 1990-х годов Донцова написала и издала несколько десятков романов в жанре «иронический детектив». Свою главную героиню Дашу Васильеву писательница наделила не только собственной девичьей фамилией, но и сходной биографией. По роману, Васильева училась в Московском институте иностранных языков.
Ага, вот, наконец, и то место в книге, к которому вёл меня внутренний импульс, — рассказ о работе переводчика-синхрониста. Ну что ж, почитаем, а потом прокомментируем.
Дарья Донцова «Гарпия с пропеллером»(Из главы 5) [1] Едва окончив институт, я устроилась на работу в бюро переводов, помните, раньше молодых специалистов обязывали отработать два года по распределению? Вот мне и досталась служба при министерстве обороны. Особо там, правда, не напрягали, но в начальниках ходил майор Маркин, не знавший языков, но в полной мере овладевший военной выправкой. Как-то раз я тосковала за письменным столом, проклиная злую судьбу, забросившую меня в это отвратительное заведение. Работы нет, а домой раньше шести не отпускают. По магазинам тоже не пробежишься, потому что нужно иметь пропуск на выход. Одним словом, жуть. Но тут появился майор и заявил: — Васильева, поедешь на дачу к нашему генералу. День рождения у него, гости ждут. Кино им привезли, будешь переводить с ангольского. Я попыталась было объяснить чурбану в военной форме, что ангольского языка не существует, в Анголе говорят на португальском. — Один шут, — отмахнулся солдафон, — собирайся живей. — Но у меня французский и немецкий, другими языками я не владею, — слабо сопротивлялась я. Маркин покраснел: — Васильева, шагом марш к машине. Больно умная, французский-немецкий... Велено перевести фильм, вот и действуй. Других никого нет, отставить разговорчики! Сами понимаете, в каком настроении я прибыла на мероприятие. Меня провели в кабинку, дали в руки микрофон, в зале расселись гости. Я шумно вздохнула и решила: ну выгонят меня с позором, и что? Даже лучше, избавлюсь от противного Маркина. Экран засветился, на нём появилось изображение степи. «Может, и обойдётся, — подумала я, — португальский язык похож, правда, весьма отдалённо, на французский, кое-что я пойму, а остальное додумаю». Но не успела я успокоиться, как перед глазами возникла юрта, затем два всадника, начавших гортанный диалог, и до меня дошло, что лента на... монгольском языке. Очевидно, в нашем отделе барахлит телефон, или у Маркина в ушах два банана — у него попросили специалиста с монгольским языком. И куда было деваться? Схватив микрофон, я понесла чушь: — Здравствуй, батыр! — Привет, друг! — Зачем приехал? Тут камера дала общий план, я увидела у юрты несколько женских фигур и в порыве вдохновения продолжила: — Жениться хочу на твоей сестре. — Заходи, договоримся. Всадники рядом поскакали к юрте. Я обрадовалась. Неужели угадала и дело катит к свадьбе? На всякий случай добавила: — Твоя сестрица красавица, я влюблён в неё... Хотела было далее развить тему, но тут вдруг один из всадников резко взмахнул рукой, и откуда ни возьмись появилась целая армия людей на коротконогих конях. Началась битва, в разные стороны полетели отрубленные головы, полились реки крови. В полном ужасе уставившись на смертоубийство, я обречённо пробормотала: — Не договорились о калыме за невесту, из-за этого и возникла великая битва. От позора меня спасли два обстоятельства. Во-первых, генерал и его гости сильно поддали, и им, очевидно, было всё равно, что показывают. А во-вторых, киномеханик, сержант лет сорока, засмеялся, и тут же сеанс прервался. — Что случилось, Сергей? — спросил генерал. — Ща, Пётр Иванович, налажу! — крикнул механик. — Копию плохую прислали, плёнка рвётся, зараза. Потом сержант повернулся ко мне и подмигнул: — Значитца, так, главное, не тушуйся, Пётр Иванович минут через пять заснёт, он, когда на грудь примет, всегда кемарит. Только он захрапит, остальные разбредутся, оно и правильно, смотреть эту нудятину невозможно, нет бы чего хорошего заказал, так подавай ему войну обязательно. На всякий случай запомни: ни о какой свадьбе тут и речи нет, сплошная драка. Тот, который в синем халате, — плохой, в красном — хороший. И он снова включил аппарат. Очевидно, Сергей хорошо знал Петра Ивановича, потому что вышло, как он обещал. Спустя полтора часа генерала разбудили. Он открыл красные мутные глаза и спросил у меня: — Тебе чего? — Я переводчица, распишитесь, пожалуйста, в наряде. — A, — протянул генерал, — давай, конечно, молодец, хорошо всё объяснила, одно не понял, кто из них за красных, а кто за белых дрался! — Тот, который в синем халате, самый главный белогвардеец, а в красном — наш, чапаевец, — нашлась я. На следующий день Маркин, притормозив около моего стола, заявил: — Молодец, Васильева. Пётр Иванович очень тобой доволен остался, говорит, три раза до этого фильм смотрел и ничегошеньки не понял, а ты всё точно перетолковала. А ведь кривлялась: «Не знаю ангольский!» Теперь, если кто из Анголы приедет, только тебя отправлю. |
Комментарий
В этом забавном отрывке, играющем роль вставного эпизода (он не играет никакой сюжетной роли в ироническом детективе Донцовой), можно, в принципе, ко многому придраться. Не будем придавать большого значения таким мелочам, как то, что в советские времена срок обязательной работы выпускников вузов по распределению составлял не два года, как пишет автор романа, а три. Но есть и более серьёзные неточности. Например, сомнительно, чтобы в министерстве обороны существовало некое универсальное бюро переводов, куда на три года по распределению брали бы девушек из гражданских вузов, но при этом не находили для них достаточного объёма работы.
В центральный аппарат военного ведомства (где переводчкам требовался в большинстве случаев допуск к секретным материалам) принимали, конечно, кадровых военных, тем более что кузницей таких кадров в переводческой профессии был Военный институт иностранных языков.
Невозможно представить себе, чтобы работой военных переводчиков непосредственно руководил человек, не знающий специфики их профессии, не владеющий языками и уверенный в существовании «ангольского языка». Такой руководитель мог быть солдафоном, но отнюдь не лингвистическим бездарем — в советских военных вузах преподавание языков было поставлено на очень высокий уровень, и в компетентных людях, способных работать на таких должностях, не было недостатка. В любом случае начальник ни в коем случае не стал бы посылать на ответственный перевод сотрудника, не владеющего нужным языком, — такому начальнику пришлось бы отвечать за провал подчинённого в первую очередь.
Теперь несколько слов о переводе на дачах высших советских руководителей и генералов. Да, такое практиковалось, но уж заказывали для этих частных просмотров никак не ангольские или монгольские фильмы, а фильмы «загнивающего» Запада, в основном не допущенные к широкому показу. Никаких «нарядов» переводчикам заказчики, конечно, не подписывали.
Заказывали же эти фильмы в особом отделе Госкино (Государственного комитета по кинематографии), который присылал на дачу к высокопоставленному лицу машину с киномехаником, кинолентой в кассетах и переводчиком. Этими переводчиками были опытные синхронисты высокого уровня, давно специализировавшиеся на переводе фильмов, в том числе на устраиваемых в Советском Союзе кинофестивалях. Они числились в переводческой картотеке Госкино, хотя основным местом их работы могли быть любые учреждения – от вузов до издательств.
Конечно, круг переводчиков, работавших «на дачах», был по понятным причинам немногочислен. Чтобы в этой роли оказалась вчерашняя выпускница, — почти невероятное событие. Для синхронного перевода фильмов необходимы навык и опыт. Ситуация, когда такую работу поручили бы непроверенному человеку, изнывающему от безделья за письменным столом конторы, не очень реалистична.
И всё же, если отвлечься от фактических и логических деталей, в сочинении Донцовой есть и определённая правда — не по букве ситуации, но по её духу. Думаю, что в жизни каждого синхрониста бывали случаи, когда он попадал в подобный переплёт: то ли язык фильма оказался не твоим первым, а твоим третьим иностранным, то ли по ошибке фильм другой привезли, то ли в наушники или не слышно ничего, или просто звучит нечто неразборчивое на каком-то сленге — но деваться некуда, приходится выдавать отсебятину, мучительно сознавая свою «неполноценность» и думая только о том, когда же кончится этот ужас и позор. Да и вообще, для того чтобы хорошо перевести фильм, надо иметь монтажные листы и лучше предварительно его просмотреть, — только кто и когда давал нам такую возможность?
Так что с психологической стороны ситуация описана довольно верно. Но здесь я осмелюсь предположить, что в этом автору помог другой литературный источник. Вот о какой истории рассказывает в своих воспоминаниях выдающийся советский синхронист и теоретик перевода Александр Давыдович Швейцер:
|
В <…> отчаянном положении оказался мой однокашник по Военному институту иностранных языков писатель Сергей Львов, переводивший в первые послевоенные годы немецкие трофейные фильмы начальнику Главного управления кадров Министерства обороны генералу Ф.И. Голикову. Как-то раз, к своему удивлению, он обнаружил, что вступительные титры фильма — не на немецком, а на французском языке, который он знал очень плохо. Тем не менее он не растерялся и кое-как их перевёл. Но вот начался фильм, и на него обрушилась французская речь, которую он совершенно не понимал. «Как быть? — думал он. — Сознаться генералу, что он не знает французского языка? Но тогда генерал спросит: “Что же вы до сих пор переводили?”». И тогда Серёжа пошёл ва-банк. Он решил создать свою версию фильма. В это время на экране метались взволнованные люди, а на полу лежал завёрнутый в одеяло человек. «Что случилось? — импровизировал Серёжа. — Он умер? Может быть, убит? Надо вызвать скорую помощь и полицию». В конце фильма произошла неувязка: человек, которого он принимал за брата героини, пошёл с ней под венец. Серёжа сочинил историю о том, что этот человек оказался на самом деле не братом героини, а усыновлённым подкидышем. И поэтому препятствий к браку не было. Эта история имела неожиданное продолжение. Генералу так понравился фильм, что он захотел посмотреть его ещё раз. Но Серёжа был болен, и вместо него послали его коллегу, владевшего не только немецким, но и французским языком. Фильм был несложный, и он спокойно и уверенно переводил. Вдруг генерал велел прекратить показ фильма. «Уберите этого халтурщика! — приказал он. — Он какую-то чушь несёт. Вот тот, который до него переводил, — тот был молодец!». (А.Д. Швейцер. Глазами переводчика. – М.: «Стелла», 1996. – С. 83)
|
Трудно отделаться от впечатления, что на сочинение истории про перевод на генеральской даче Д. Донцову вдохновили именно эти строки. Если это так – ясно, почему достоверные штрихи уживаются в романе с не очень правдоподобными. Те детали, что навеяны рассказом Швейцера (сам закрытый просмотр фильма у генерала, путаница с языком перевода, изобретательность переводчика, легковерность генерала, не знающего языков, и другие), звучат убедительно, а те, что, скорее всего, придуманы от себя (безделье в «отделе переводов» минобороны, привоз монгольского фильма, подписание «наряда» и т.п.), в глазах профессионала, увы, «провисают».
Кажется, мы узнали ещё об одной составляющей успеха популярной беллетристики. Чтобы хорошо «врать» (в уже упомянутом позитивном смысле), нужно прежде поработать с достоверными источниками!
[1] Отрывок из романа печатается с любезного разрешения правообладателя — издательства «Эксмо» по изданию: Донцова Д.А. Гарпия с пропеллером. — М.: «Эксмо», 2003. — С. 44–47.