БОЛЬШОЙ РУССКО-АНГЛИЙСКИЙ СЛОВАРЬ
КАК ОТРАЖЕНИЕ НОВОГО В ЛЕКСИКЕ ДВУХ ЯЗЫКОВ НА РУБЕЖЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
Словарь-предшественник как портрет автора и эпохи
Словарь Смирницкого являлся до сих пор самым большим русско-английским словарем основной (т.е. неспециальной) лексики, составленным на научных лексикографических принципах. Профессор А.И. Смирницкий являлся крупным специалистом в области английской филологии и, создавая свой словарь, реализовал в нем лексикографическую концепцию академика Л.В. Щербы и собственные разработки.
Он стремился обеспечить, во-первых, детальную разработку полисемии русского слова с тем, чтобы не смешивать друг с другом английские соответствия, не являющиеся синонимами; во-вторых, снабдить как русские, так и английские слова и выражения пометами и пояснениями, уточняющими их употребление; в-третьих, дать примеры использования лексических единиц в минимальном речевом контексте с учетом синтаксической сочетаемости. Кроме того, словарь Смирницкого был практически единственным словарем, где английские соответствия сопровождались указаниями на особенности их произношения в свете подробных правил чтения английских слов, специально разработанных автором. Все эти достоинства словаря Смирницкого заслуженно сделали его ценнейшим пособием при изучении английского языка и переводе с русского языка на английский.
Те, кто пользуется словарем в процессе своей работы или учебы, прибегают к нему периодически по необходимости. В зависимости от того, какая примерно доля обращений к словарю оказалась успешной, у таких практических пользователей складывается общее впечатление о характере и степени ценности этого издания. Однако вряд ли кто из таких людей читает словарь подряд, как книгу. Такая задача выпадает лишь на долю лексикографа, пытающегося осмыслить и переработать наследие предшественников.
Читая этот словарь именно таким способом, я получил совершенно новое впечатление о нем, не возникавшее пусть даже из большого опыта регулярного обращения к нему: словарь-предшественник в своей основе отражал лексику и речевую практику русского и английского языков преимущественно по состоянию на первую половину ХХ века. Первое издание словаря Смирницкого увидело свет в 1948 году, а сам автор скончался в 1955 году, так что позднейшие дополнения и исправления вносились уже без его участия. И, несмотря на все дополнения, этот труд остался прежде всего зеркалом той эпохи, в которую жил и работал А.И. Смирницкий.
Эта особенность словаря Смирницкого хорошо заметна даже в последней редакции, куда вносились существенные дополнения, — в издании 1982 г. (с которым и проводятся в дальнейшем все сопоставления). Так, к одному из соответствий слова въезжать в этом словаре давалось пояснение «(в экипаже)», аналогичными уточнениями сопровождались слова: дверца (экипажа), задок (экипажа), но читатель напрасно стал бы искать там переводы словосочетаний въезжать в автомобиле или задок автомобиля.
В доавтомобильную эпоху основным средством транспорта были лошади, и в словаре Смирницкого была обильно представлена терминология, относящаяся к лошадям и уходу за ними: запалённый (о лошади), насос (опухоль на нёбе лошади) и т.п. Эти слова и значения сейчас уже ушли из общего фонда русской лексики и остались лишь в профессиональном жаргоне наездников и ветеринаров.
Интересен перевод фразы на слово дело, приводившейся в словаре Смирницкого: то и дело раздаются звонки the bell keeps on ringing. Из этого перевода ясно, что составитель имел в виду дверной звонок, но никак не телефонный.
Выражение заливать галоши mend galoshes относится к тому периоду начала ХХ века, когда прохудившиеся галоши ремонтировали заливкой, но век спустя, когда галоши не только не ремонтируют, но и практически не носят, эта фраза может представлять лишь узкоспециальный исторический интерес.
Эпоха Смирницкого была временем, когда слово лампа без определения ассоциировалось вовсе не с электрической лампочкой. Так, в статье копоть при одном из соответствий дано уточнение «(от лампы)» — ясно, что автор имеет в виду керосиновую лампу, от которой только и бывает копоть.
В большом количестве в словаре Смирницкого были представлены названия моделей иностранных фотоаппаратов, присутствовавших на отечественном рынке до 1930-х годов — лейка, кодáк (с ударением на втором слоге) и многие другие. Затем эти предметы исчезли из обихода, и о них почти забыли, но эти слова продолжали присутствовать в словаре во всех переизданиях. Наконец, в 1990-е годы в русский быт и язык вернулся фотоаппарат «Кóдак», но уже с другим ударением, соответствующим оригинальному, а в словаре Смирницкого по-прежнему сохранялся старый «кодáк».
Возьмем на себя смелость утверждать, что из анализа словаря Смирницкого постепенно вырисовывается портрет самого составителя. Это, безусловно, представитель поколения интеллигенции, сложившегося в досоветский период. Он был привычен к езде в экипажах, разбирался в лошадях и охоте. Другими видами спорта, по-видимому, не интересовался. Автор был знаком с фотографией, но вряд ли сам водил машину и, по-видимому, не летал на самолете. (В статье рейс отсутствовал эквивалент, относящийся к авиационному значению этого слова).
Таким образом, уже со второй половины ХХ века словарь Смирницкого стал отставать от достаточно интенсивного развития русской и английской лексики, наблюдавшегося после второй мировой войны. Кроме того, в нем наблюдалась некая однобокость в ориентации на так называемый «социальный заказ» того времени: он был перегружен политической и идеологической терминологией и в то же время обнаруживал досадные пробелы не только в общезначимой терминологии ряда дисциплин и отраслей (таких как искусство, здравоохранение, спорт, средства информации, религия, зарубежная история и экономика и др.), но и в лексике обыденной, повседневной жизни и быта. Примеры этого будут приведены в дальнейшем.
Лексические новации Большого русско-английского словаря
a. Отражение в Словаре новой нейтральной и специальной лексики, пополнившей русский язык
Наиболее очевидной задачей Большого русско-английского словаря, с которой, собственно, и началась вся работа над ним, являлось восполнение зияющих пробелов в отражении новой лексики, образовавшихся в двуязычной русско-английской лексикографии в последние десятилетия ХХ века. С сожалением следует констатировать, что за этот период другими издательствами ни у нас в стране, ни за рубежом не было предпринято серьезных попыток восполнить этот пробел.
Исключениями явились две работы, обе первоначально изданные за рубежом: Дополнительный русско-английский словарь С. Мардера (1991, 1994) и Русско-английский фразеологический словарь С.И. Лубенской (the Random House Dictionary of Russian Idioms, 1995). Хотя подробный анализ этих изданий не входит в задачу настоящей статьи, следует отметить, что они сыграли большую положительную роль, но закрыли брешь лишь частично.
Словарь С. Мардера содержал немало находок, относящихся к лексическому ядру русского языка, однако в целом представил новую лексику весьма фрагментарно. Вопреки своему названию и замыслу он не стал истинным дополнением к основным русско-английским словарям, поскольку строился на иных принципах и критериях лексического отбора. Работа оказалась перенасыщена окказионализмами, случайными образцами жаргона, изощренными вульгаризмами, извлечениями из быстро теряющего актуальность городского фольклора — то есть явлениями крайней языковой периферии и даже фактами того речевого континуума, который лежит за пределами кодифицированного языка-системы. Приходится также констатировать, что Дополнительный русско-английский словарь был не свободен от многочисленных ошибок в понимании автором многих русских слов и выражений и соответственно в их передаче на английский язык.[1]
Что касается Русско-английского фразеологического словаря С.И. Лубенской, то не будет преувеличением охарактеризовать его как работу высочайшего лингвистического и профессионального уровня, отличающуюся большой полнотой и тщательностью. Этот труд почти закрыл создавшийся пробел в области фразеологии, хотя динамика русского языка оказалась столь высокой, что за годы со времени его издания и в этой сфере появилось немало нового.
Итак, первейшей задачей настоящего Словаря явилась разработка почти невспаханного поля новой русской лексики. Как уже указывалось выше, даже фонд нейтральной русской лексики серьезно обновился. Как известно, в языке редко образуются совершенно новые слова (если не вести речь о заимствованиях). Подавляющее большинство неологизмов являются результатом словоообразования, словосложения или приобретения хорошо известными словами дополнительных значений. В этом последнем случае «новое» в лексике ощущается слабо, поскольку проявляется в плане содержания, а не формы, а при дополнении и доработке словарей его часто упускают из виду.
Трудность лексикографической задачи, поставленной созданием настоящего Словаря, состояла именно в том, чтобы методически выявить те новые значения, которые плавно и подчас незаметно вошли в семантику давно известных и, казалось бы, уже описанных словарями единиц. Например, в статье глагола вести ранее не было зафиксировано значение «опережать», в статье включение — значения «установление связи» и «примесь», в статье исполнение — значения «модель, вариант» и «выделка», в статье флюгер — переносное значение, характеризующее человека.
В этой работе использовалась прежде всего обширная картотека новой лексики, которую я вел на протяжении многих лет. К сожалению, данные толковых русских словарей в последние два десятилетия ХХ века сильно отставали от речевой практики; лишь с выходом в 1998 г. Большого толкового словаря русского языка под ред. С.А. Кузнецова стало возможным говорить о лексикографическом издании, отражающем современное состояние основного русского лексического фонда с удовлетворительной степенью полноты и актуальности.
Русская лексика пополнилась и из такого источника, как специальные отрасли знания и профессиональная речь. В настоящем Словаре широко представлены новые слои терминологии общеотраслевого характера. Некоторые новые области знания представлены здесь впервые (если говорить об общих русско-английских словарях), и среди них на первом месте — отрасль информационных технологий, бурное развитие которой вызвало мощный приток неологизмов и в русском, и в английском языках. Эту сферу необходимо было разработать для Большого русско-английского словаря практически в полном объеме ее базового лексикона. Активно добавляя в словарь многочисленные термины (новые слова — дисковод, баннер, утилита, перезагрузка, новые терминологические значения известных слов — каталог, безадресный, выделенный, мышь, окно и терминологические словосочетания — база данных, электронная почта, диалоговый режим), я стремился всё же не углубляться в профессиональный жаргон и слишком специальную «программистскую» тематику, оставаясь в лексической сфере практического пользователя и в тех пределах, в которых эту тему освещают, например, массовые газеты.
Кроме информатики, в Словарь включена и терминология многих других отраслей, обновивших или пополнивших свой терминологический аппарат. Среди них — механизмы и структуры рыночной экономики, энергетика, бухгалтерский учет, финансы и банковское дело, бытовая электроника, средства массовой информации, массовая культура и др.
b. Восполнение пробелов в лексикографическом отражении «старой» лексики
При внимательном анализе словаря-предшественника выяснилось, что его словник весьма неравномерно представлял общелексический состав русского языка и страдал определенными пробелами в отношении многих лексических единиц, уже давно существовавших в русском и английском языках.
Авторы настоящего Словаря стремились по мере возможности восполнить словник по тем отраслям знаний, терминология которых была представлена весьма слабо в словаре-предшественнике, прежде всего в области общетехнической и общепромышленной терминологии, а также в области химии, биологии, здравоохранения, спорта, искусствоведения, истории и многих других.
Оказалось также, что в словарь-предшественник по каким-то причинам не вошли многочисленные единицы не только новой, но и устоявшейся с давних пор «старой» общей лексики. Поэтому настоящий Большой русско-английский словарь отличается от словаря Смирницкого еще и тем, что в него был дополнительно включен огромный массив слов, без которых трудно представить себе словарь основного лексического фонда русского языка не только в конце ХХ века, но и в значительно более ранние периоды. Среди них такие слова, как генеральша, громкость, гузка, жирность, каравелла, карбонад (еда), кенар, креплёный, кисломолочный, кладоискатель, кровосос, марсианский, младшеклассник, молодчик, мюзик-холл, незрячий, ненормированный, непредсказуемый; неприкасаемый; нечастый, негоже, непреходящий, патологоанатом, пинг-понг, поддон, поднатужиться, пресвитерианство, прокручивать, позарез, прилюдно, примерочная, расслабляться, регистратура, рогалик, сочник, сайра, салями, румба, рукотворный, самоотдача, самообеспечение, сминаться, содеянное, солярка, соседствовать, столешница, усыновитель, ушлый, фундук, хряк — и это только незначительная часть из очень, очень длинного списка.
В словаре Смирницкого выявилась и значительная неравномерность в охвате лексических единиц, которые, казалось бы, одинаково заслуживают включения. Можно отметить многочисленные случаи, когда в словарь была включена какая-либо лексическая единица, но отсутствовала другая единица из того же лексического поля, равноценная первой по статусу и употребительности. Так, там была шахматная вертикаль (file), но не было горизонтали (rank). Имелся пиастр, но отсутствовали песо, песета. Было подсемейство, но не было подотряда. Была медянка, но не было полоза. Были пойнтер и болонка, но не было левретки, пекинеса и очень многих популярных пород собак. Приводилось междометие гав-гав, но тщетно было бы искать там междометия кря-кря, хрю-хрю или му. Давалось выражение рваная рана, но отсутствовало словосочетание рубленая рана. Включено было название дерева сикомор, но пропущена гораздо более известная секвойя. Имелись сверхсрочник, сверхсрочная служба, но отсутствовали срочник и срочная служба. Был рапирист и саблист, но не было шпажиста. Этот список пробелов можно было бы продолжать долго.
Поэтому при работе над Большим русско-английским словарем была проведена тщательная проверка (в разумно возможных пределах) того, насколько равномерно в нем представлены единицы, принадлежащие к одним и тем же семантическим полям, и все выявленные упущения были восполнены.
[1] Чтобы это мнение не выглядело безосновательным, приведу некоторые примеры. Слово задействовать трактуется в словаре Мардера как «начать действовать» (come into operation). К слову запроситься, понятому, очевидно, как связанное с формальным «запросом», дан следующий перевод: to lodge a formal request to return (e.g. of an émigré desirous to return to the country of his birth) — «подать официальное прошение о возвращении (например, об эмигранте, желающим вернуться в страну рождения)». Слово ощериться передано как bristle up («ощетиниться»). Солярка интерпретируется как «соляная кислота» (так и написано в скобках). Жилой фонд переводится как population («население»). Еще одна ошибочная трактовка: кинопрокат – films for hire («фильмы напрокат»). Политэконом и политэкономия почему-то переданы соответственно как political scientist («политолог»), political science («политология»). Самопальные / самострочные джинсы переведены как shredded jeans, jeans with slits in them («джинсы с искусственными прорехами или прорезями»). Натурист (что равнозначно нудисту) переводится как wholefood fanatic, health food fanatic («любитель цельной, здоровой пищи»). В соответствие выражению воровской закон («закон, правила преступного мира») поставлено сочетание criminal code («уголовный кодекс»).
Нельзя не отметить и ошибочные формы русских слов и словосочетаний, приводимые в словаре Мардера: «детишко» (это слово в русском языке не имеет единственного числа, а употребляется только во множественном — детишки), «воеризм» (вместо вуаеризм), «помолвочное (кольцо)» (несуществующая форма), «простательная железа» (вместо предстательная). Жаргонизм военка («военная служба» дан в орфографии «воёнка» (через букву ё). Выражение помериться силами превращено в «помири́ться силами» (даже с проставленным ударением). Вместо смена вывески приводится смена выставки.