Опубликовано в журнале «Мосты» №1(49)–2 (50), 2016
© Д.И. Ермолович, 2016 г.
Кто украл пирожные из Страны Чудес, или Беззубая улыбка Чеширского Кота
(Продолжение)
К началу статьи << стр. 2 < стр. 3 >> стр. 4Переводческое меню: пирожки, кексы, бульон с котлетами…
Как мы помним, последние две главы «Алисы в Стране Чудес» посвящены суду над Червонным Валетом. В качестве обвинительного акта фигурирует следующее стихотворение:
The Queen of Hearts, she made some tarts,
All on a summer day:
The Knave of Hearts, he stole those tarts
And took them quite away!
Итак, Валет обвиняется в краже tarts, приготовленных Червонной Дамой (она же Королева). Интересно, что перед читателями русских переводов «Алисы» эти tarts предстают в самых разных обличьях: пирожки (АМ, АР, ВН, БЗ), кексы (ОГ), пирожные (АЩ), крендели (НД). Более того, если обратиться к первой версии перевода НД 1967 года, то там мы обнаружим котлеты (да еще и вместе с бульоном). Отчего же такой разнобой, и что на самом деле украл Червонный Валет?
Для начала уясним, что такое tarts. Это кушанье в виде печеной корзиночки из пресного теста (в наши дни их также называют тарталетками), в которую положена некая вкусная начинка. Мы не знаем, какая именно начинка была в испеченных Дамой тарталетках, но, судя по тому, что Алиса поначалу принимает их за угощение, которое станут раздавать по окончании суда над Валетом, можно предположить, что это было что-то сладкое – другими словами, что это были пирожные «корзиночка».
У автора этой статьи при переводе «Алисы» не было сомнений, что tarts и надо передавать как пирожные, но почему же, кроме него, только у одного переводчика (АЩ) в русском тексте оказались пирожные, а у всех остальных – что-то другое?
Пирожки были выбраны теми авторами, которые стремились сделать предметную обстановку сказки знакомой и понятной юному русскому читателю. А что в конце XIX и на протяжении большей части ХХ века могло быть ему ближе, чем домашние пирожки? Однако «одомашнивающий», русифицирующий подход к переводу устарел уже к середине ХХ века, и его проявления в более поздний период в переводе БЗ (в частности, в виде тех же пирожков) вылились в эклектизм и непоследовательность переводческого метода. Хотя именно Борису Заходеру принадлежит высказывание о том, что «легче будет… перевезти Англию», чем перевести «Алису» [6, с. 8], никакой «перевозкой Англии» он не занимался, а пошёл практически по тому же самому пути, что и авторы переводов АМ и ВН, произвольно модифицируя текст и подменяя английские реалии теми, которые он считал более привычными для русскоязычной аудитории.
Впрочем, отнюдь не все переводчики ХХ века выбрали пирожки. Откуда взялись кексы у ОГ, объяснить затруднительно. Ну, а варианты, которые мы встречаем в переводах НД, имеют особую историю, и на них есть смысл остановиться подробнее.
Как уже было сказано, в первом переводе Нины Демуровой, изданном в Болгарии в 1967 году, Валет украл «котлеты». В известной статье «Голос и скрипка» переводчица пишет: «С самого начала я твердо решила отказаться от русификации Алисы» [2, с. 159]. Однако далее формулирует ещё один принцип:
В «Алисе» очень важен мотив узнавания… Так, the Queen of Heart – это, конечно, героиня старого детского стишка… его зачитывает, в качестве обвинительного акта, царедворец Кролик в сцене суда. К счастью, все мы с детства знаем этот стишок в классическом переводе Маршака.
Дама Бубён варила бульон
И жарила десять котлет.
Десятка Бубён украла бульон,
Котлеты украл Валет.
Назвав The Queen of Heart Королевой Бубён, я связывала её с английским фольклором, вернее, с той его частью, которая прочно вошла в наше сознание. Таким образом, и на русском языке вступал в силу принцип узнавания, столь важный для наслаждения Кэрроллом. Нечего и говорить о том, что изменениям подверглись и tarts – они превратились, как можно легко себе представить, в котлеты. [2, с. 168]
Этот тезис и основанный на нем подход к переводу приходится признать ошибочным. О каком узнавании английского фольклора, о каком наслаждении Кэрроллом можно тут говорить, когда ни от первого, ни от второго в переводе С. Я. Маршака ничего не осталось? Он, конечно, отталкивался от английского стихотворения, но подошел к нему примерно так же, как и к стихам о старом Вильяме: для него это было всего лишь сырье, в котором конкретные предметные детали почти ничего не значили и занимали подчиненное положение по отношению к красивой рифме и собственной творческой фантазии поэта-переводчика.
Ясно, что котлеты появились у Маршака как рифма к валету, червонная дама превратилась в бубновую и стала варить бульон потому, что Маршак счел удачной находкой рифму бубён – бульон, а новый персонаж – десятку бубён – он придумал «от себя» для повторной рифмы к бульону. От предметно-логической ситуации, нарисованной в оригинальном стихотворении, в версии Маршака осталось только три элемента: дама (хотя и иной масти), валет (неизвестной масти) и факт кражи. (Я уже не говорю о том, что со стишком Маршака перевод НД «осоветизировался»: пресловутые котлеты, они же биточки рубленые, – типичное блюдо из меню советских столовых, для английской кухни не характерное. Только представьте себе светскую даму-англичанку, пригласившую гостей на «пятичасовой чай» и подавшую им к чаю с молоком вместо изящных пирожных… котлеты!)
Винить Маршака не в чем: он рассматривал стихотворение вне контекста, фактически как веселую считалочку, конкретное содержание которой почти не имеет значения. Однако в сказочной повести Кэрролла стишок оброс сюжетными привязками, его персонажи – это и персонажи книги, украденное кушанье – «вещественное доказательство» на суде. Кардинально менять всё это только для того, чтобы использовать вариацию Маршака, – принцип просто ложный. Такой перевод не просто искажает текст автора, он заслоняет его от нас.
Превращение котлет в крендели и Королева Королюда
Текст Кэрролла имеет очень точную организацию и требует максимально бережного отношения к себе. Произвольная замена деталей предметной обстановки, свойств и признаков персонажей для эквивалентного перевода неприемлема. (Как мы увидим далее, даже червонная масть дамы и валета в сказке не случайны, автор наделил их дополнительным значением.)
Когда перевод «Алисы» готовился к изданию в серии «Литературные памятники», редакторы этой научной серии предложили Нине Демуровой подвергнуть его «серьезной переработке» [8, с. 316], приблизив к оригиналу. От стихотворной вариации Маршака пришлось отказаться. Новый перевод «обвинительного акта» было доверено сделать О. А. Седаковой, вот он:
Дама Червей напекла кренделей
В летний погожий денек.
Валет Червей был всех умней
И семь кренделей уволок. (ОС)
Не буду здесь обсуждать чисто поэтические качества этого перевода, хотя они кажутся мне невысокими. Главный его недостаток в том, что он демонстрирует непонимание того, что в этом стихе важно для передачи, а что нет. Хорошо, что королеве и валету возвращена червонная масть. Однако летний денек сохранять было необязательно (в оригинале summer day не несет никакой иной функциональной нагрузки, кроме рифмовки с четвертой строкой). А вот предмет кражи играет важную роль в более широком контексте сказки, его как раз нельзя модифицировать.
Увы, в варианте ОС украденное кушанье оказалось таким же далеким от оригинала, как маршаковские котлеты. Ясно, что слово кренделей возникло как рифма к червей, то есть снова созвучию слов (вдобавок очень бедному) был отдан приоритет над их предметным смыслом. Более того, из-за короткого стихотворения было изменено и предметное содержание прозаического текста НД: в сцене суда (глава XI) в качестве вещественного доказательства фигурирует блюдо с кренделями, а вовсе не с пирожными.
Такой подход входит в заблуждение еще и художников, которые рисуют не то, что описано автором, а то, что придумано переводчиком. Никого, кажется, не смутило то, что книга с переводом НД содержала рисунки Тенньела, а на них изображены, разумеется, никакие не крендели, а именно круглые пирожные (см. рисунок).
Выше уже был сформулирован принцип: перевод должен быть таков, чтобы его можно было проиллюстрировать теми же рисунками, что и оригинал, если они адекватно отражают последний. А здесь получилось, что рисунки и текст, помещенные в одну книгу, друг другу противоречат.
Хотя в издании [1] данная картинка Тенньела и не фигурирует, я не собирался жертвовать пирожными и заменять их на что-либо другое. А вот «летним деньком» как обстоятельством несущественным я пожертвовал легко. Перевод получился таким:
Дама Червей звала гостей –
Пирожных напекла.
Валет Червей, подкравшись к ней,
Стащил их со стола. (ДЕ)
Не обошлось без добавлений. Во-первых, добавлено словосочетание звала гостей, но ведь логично готовить угощение именно в ожидании гостей; во-вторых, появилось уточнение со стола – но и оно естественно: где, как не на столе, могло стоять блюдо с пирожными? Так что предметно-логическая обстановка здесь не нарушена. К данному варианту можно относиться как угодно критически, но он, на мой взгляд, показывает, что при переводе стихов Кэрролла совершенно необязательно жертвовать существенными элементами предметного смысла ради формы или складности русской версии.
Как уже упоминалось, пирожные есть еще в версии АЩ. Вот как она выглядит целиком:
Королева Королю, да,
Напекла пирожных блюдо.
А Валет, а Валет
Подмигнул – и блюда нет! (АЩ)
Пирожные пирожными, но что это за стихи! Особенно режет глаз и слух окончание первой строки: «Королю, да». Это даже затруднительно прочесть, а если читать без искусственной паузы, получается некая «Королева Королюда». Четвертая же строка лишилась вразумительного смысла. Что значит «подмигнул – и блюда нет»? Это скорее какой-то сигнал или фокус с исчезновением, но никак не кража.
Кстати, на примере стихотворения об украденных пирожных можно показать, какую роль играют наши знания о текстах Кэрролла и их источниках. НД писала, что обвинительный акт – это «старый детский стишок» [2, c. 168]. Однако таковыми эти строки стали не сразу. Первоначально это был отнюдь не детский стишок, а первая строфа куртуазной поэмы для взрослых, впервые опубликованной в 1782 году в журнале «Юропиан» (European). Ее-то, вероятнее всего, и цитировал Льюис Кэрролл, а уже потом с его легкой руки оно стало детским стишком. В этом стихотворении фигурируют короли, дамы и валеты всех четырех мастей; про каждую троицу, начиная с червонной, там есть забавная мини-история. (Полностью в оригинале и переводе поэма из «Юропиан» приведена в комментариях к сказке [1, c. 261–262]. К сожалению, в этой статье недостаток места не позволяет ее процитировать.)
Если бы Самуил Маршак знал про это и имел полный исходный текст стихотворения-источника, то, вероятно, обошелся бы без «десятки бубён» и уж точно не стал бы менять масть дамы и валета. А Александр Щербаков, возможно, пересмотрел бы свое решение выкинуть обозначение карточной масти из перевода.
Не в масть
Задержимся еще на проблеме карточных мастей. Поговорив с картами-садовниками, Алиса замечает карточную процессию:
First came ten soldiers carrying clubs… next the ten courtiers: these were ornamented all over with diamonds... After these came the royal children: there were ten of them, and… they were all ornamented with hearts. Next came the guests... and, last of all this grand procession, came THE KING AND THE QUEEN OF HEARTS.
В переводе ОГ всё это переведено дословно: clubs – дубинки, diamonds – бриллианты, the Queen of Hearts названа не дамой, а «Королевой Червей». Н. М. Демурова совершенно справедливо сетует:
…как много потеряно в русском переводе А. Оленича-Гнененко… Утерян весь „карточный“ – второй – план, непонятна связь между «червями» и «сердцем»… В оригинале Кэрролл играет на карточных мастях. Солдаты несут clubs (здесь совмещаются два понятия – «дубинки» и «трефы»), придворные украшены with diamonds (снова совмещение – «бриллианты» и «бубны»), а у детишек червонной четы на одежде знаки царственного дома – hearts («сердце» и «черви»). Достигнуть того же эффекта в русском переводе можно было только тем же путем – максимально используя омонимию карточных мастей. [2, c. 167]
Далее автор статьи обосновывает собственное переводческое решение:
«Я постаралась перевести эту сцену так, чтобы воссоздать в ней двуплановость кэрролловского текста. Картина королевского шествия должна была совмещаться с точной карточной игрой» [2, с. 168].
И вот что из этого получилось. Не буду воспроизводить «котлетную» версию 1967 года, где, как уже говорилось, червонная масть дамы, короля и валета была переделана на бубновую. Обратимся к версии 1978 года [8] (курсив в цитате мой – Д. Е.):
Впереди выступали десять солдат с пиками в руках… За ними шагали десять придворных: их одежды были расшиты крестами… За придворными бежали королевские дети, на одеждах которых красовались вышитые червонным золотом сердечки… За ними шествовали гости… А замыкали это великолепное шествие Червонные Король и Королева. (НД)
Обыгрывая буквальное значение русских названий карточных мастей, переводчица заменяет дубинки (т. е. трефы) пиками, бриллианты (т. е. бубны) крестами, а к упоминанию сердечек (т. е. червей) добавляет то, что они «вышиты червонным золотом». Казалось бы, логика автора выдержана, и адекватное решение найдено. То, что изменился визуальный ряд описания (переводчица «передала» придворным трефовую масть от солдат, которые стали картами пиковой масти), видимо, было сочтено непринципиальным изменением:
«Конечно, многое здесь изменено по сравнению с оригиналом, – пишет НД, – но зато сохранен прием, дающий игру слов и веселый намек» [2, c. 169].
НД была не единственной, кто применил упомянутые замены. Пиковую масть присвоили солдатам АМ, ВН и БЗ. (АР и ОЩ, вслед за ОГ, отказались от передачи словесной игры.)
Увы, в таком подходе я вижу гораздо больше потерь, чем приобретений. Назову сначала менее серьезные просчеты. Во-первых, вряд ли уместно выражение вышитый червонным золотом. Червонное золото – высокопробный сплав золота с медью, применявшийся для чеканки монет и изготовления обручальных колец. А золотое шитье выполнялось металлической нитью с крайне низким содержанием золота или вообще без оного (так называемой канителью).
Во-вторых, неудачно сочетание «Червонная Королева» (сама НД критиковала «Королеву червей» в переводе ОГ) – всё-таки у нас принято говорить о карточных дамах, а не «королевах». Этот вариант (НД, АЩ), как и Королева червей (АР, ОГ), – буквализмы, не соответствующие русскому словоупотреблению. (Упомяну также вариант Червонная краля (АМ), звучащий для современного читателя курьезно.)
Теперь – о более серьезном просчете. Главное – не учтен еще один, если угодно – третий план авторского текста. Льюис Кэрролл не просто играет буквальными значениями мастей, он строит изящную и глубоко продуманную функциональную конструкцию. В карточном королевстве, где правят Червонный Король и Червонная Дама, у каждой масти и разряда карт – свое предназначение.
Младшие трефы (от туза до десятки) – солдаты, вооруженные дубинками. Младшие черви – королевские дети, украшенные изображением сердца. Младшие бубны – придворные, украшенные бриллиантами. Старшие карты всех мастей, кроме червонной, – гости.
В описании процессии не упомянуты только младшие пики: читателю предоставлено догадаться, что к пиковой масти относятся садовники. Ведь по-английски пики – spades, т. е. дословно ‘лопаты’, а этими предметами могут орудовать только садовники. Не случайно именно картами пиковой масти и изобразил садовников Тенньел.
Другими словами, в карточном королевстве Страны Чудес, созданной Льюисом Кэрроллом, существует строгая и глубоко рациональная иерархия сословий, основанная на той функции, которая свойственна каждому предмету, чье название совпадает с названием карточной масти. Изобразим тройное значение слов и символов таблицей:
Масть карты |
Hearts (черви) |
Diamonds (бубны) |
Clubs (трефы) |
Spades (пики) |
|
Атрибут |
heart shapes — сердечки (династический символ) |
diamonds — бриллианты (дорогое украшение) |
clubs — дубинки (оружие) |
spades — лопаты (орудие труда) |
|
Сословная категория |
королевская семья |
придворные |
солдаты |
садовники |
Замена в переводе одних мастей на другие (при этом ВН добавил от себя «шутов с бубнами») недопустима. Поэтому солдаты не могут быть пиками, а придворные не могут быть трефами! Такая замена разрушает авторскую конструкцию и, кстати, сбивает с толку иллюстраторов книги – так, художник Г. Калиновский изобразил солдат картами трех мастей: пиками, трефами, червами, причем черви, как видно из рис. слева, даже двух разновидностей: светлой и черной. На иллюстрации М. Митурича (рис. справа) тоже произошло смешение мастей: у солдата вместо голов символы пик, а в руках они держат булавы с наконечниками в форме трефовой масти.
На рис. слева ниже — моя иллюстрация с изображением Червонного Валета и солдат. Последние, разумеется, – трефовой масти, и в руках у них – дубинки с наконечником в форме трефового трилистника.
(Попутно отвечу в скобках на вопрос, полученный мной от читателей журнала: «Как получилось, что вы не только перевели книгу об Алисе, но и сделали рисунки к ней?». Дело в том, что первоначально рисунки к изданию с моим переводом были поручены другому художнику, однако случайная травма помешала ему продолжить работу. Времени для поисков нового иллюстратора не оставалось, а поскольку в свое время мне довелось учиться в Московском академическом художественном лицее Российской академии художеств, я почти вынужденно, но с огромным удовольствием и вдохновением взял эту роль на себя.)
В своем переводе я постарался сохранить и функциональную конструкцию, и словесно-предметную игру Кэрролла: не меняя масти, ввел в текст дополнительные атрибуты, которые обыгрывают ее русское название. Каждая масть получила в русском тексте и прямое предметное, и символическое «карточное» соответствие (в цитате атрибуты мастей выделены полужирным шрифтом):
Первыми вышагивали десять стражников с дубинками в форме трилистника; у них так же, как у садовников, туловища имели форму плоских прямоугольников, из уголков которых росли руки и ноги. За ними под звон бубнов следовали десять придворных: их мундиры были украшены бриллиантами; шли они парами, как и стража. Потом показались дети королевской четы – принцы и принцессы; их… одежда была расшита красными сердечками червонной масти… Замыкали пышное шествие Червонный Король и королева – Червонная Дама. (ДЕ)
Из цитаты видно и то, как решилась для меня проблема с the Queen of Hearts. Составное наименование Королева – Червонная Дама позволило и правильно по-русски назвать игральную карту, и одновременно указать на ее сказочный монарший статус. А в дальнейшем тексте, как и у Кэрролла, ее именование в большинстве случаев сокращалось просто до Королевы.
Перевод без рук
Животные у Льюиса Кэрролла антропоморфны (то есть частично уподоблены людям). Во-первых, по поведению – они говорят, нередко носят одежду, живут в домах и танцуют; во-вторых, отчасти и анатомически. Вот фраза из главы «Озеро слёз» (здесь и далее слова в цитатах выделены мной для целей данной статьи):
It was the White Rabbit returning, splendidly dressed, with a pair of white kid-gloves in one hand and a large fan in the other.
А это вернулся Белый Кролик, роскошно одетый; в одной руке он держал белые лайковые перчатки, в другой – большой веер. (ДЕ)
Итак, к верхним конечностям Кролика автор применяет слово hands ‘руки’, а не paws ‘лапы’. Это не оплошность, а сознательный прием. В самом деле, если бы у сказочного Белого Кролика были лапы, а не руки, он не смог бы надевать на них белые перчатки. Этого не учли некоторые переводчики, в частности Борис Заходер, передавший hand применительно к Кролику как лапка:
Это вновь явился не кто иной, как Белый Кролик. Разодетый в пух и прах, в одной лапке он вдобавок держал большущий веер, в другой – пару лайковых бальных перчаток. (БЗ)
«Руками» наделены у Кэрролла и другие животные, например, Синяя Гусеница. При первом же ее упоминании говорится, что гусеница сидела, скрестив руки на груди (with its arms folded), и при этом курила кальян. Второй раз они упоминаются в середине разговора с Алисой, когда Гусеница наконец «разняла руки»:
For some minutes it puffed away without speaking; but at last it unfolded its arms, took the hookah out of its mouth again, and said…
Неординарность авторского воображения вызвала, по-видимому, дискомфорт у некоторых русских переводчиков сказки. В частности, в переводе АР руки Гусеницы переделаны в «передние лапки». В переводе НД эти руки упомянуты лишь один раз, а при втором упоминании – выброшены (ср. с приведенным выше оригиналом):
Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала… (НД)
На рисунке Джона Тенньела Гусеница тоже держит кальян в человеческой руке (рис. слева). А вот на рисунках российских художников, мне известных, никаких рук у Гусеницы обнаружить не удалось, в лучшем случае какие-то неясные выросты. Вслед за переводчиками художники, видимо, не решились идти далеко в очеловечивании сего персонажа.
Думаю, и в этом отношении можно считать Льюиса Кэрролла новатором литературной сказки. Конечно, антропоморфизация животных имела место с незапамятных времен в мифах, верованиях и фольклоре, однако наделение животных не только поведенческими, но и анатомическими свойствами человека, такими как руки, было в литературе XIX века редкостью. Не берусь утверждать, что Кэрролл – пионер этого литературного приема, но он скорее всего, был среди первых, кто его применил. И, возможно, именно его идею подхватил Уолт Дисней, у которого все серийные гротескные персонажи-животные (Микки-Маус, Доналд Дак, Гуфи и другие) имеют руки, причем одетые в белые перчатки, как у Белого Кролика. (Дисней внес единственную поправку: его герои-животные четырехпалые: у них на каждой руке на один палец меньше, чем у людей. В своем изображении Гусеницы я тоже последовал этой традиции – см. рис. справа.)
Джон Тенньел не побоялся нарисовать руки не только у Гусеницы, но и у птицы Додо, несмотря на общую зоологическую достоверность изображения (см. рис. слева). А вот советский художник Г. Калиновский спустя сто лет (он иллюстрировал перевод БЗ) не решился на это: он изобразил передачу наперстка из перьев крыла, лишь напоминающих пальцы (см. рис. слева ниже).
Продолжим тему рук, обратившись к непростому для перевода фрагменту. Когда Алиса попала в дом Белого Кролика, она резко выросла и высунула одну руку в окно. Белый Кролик, находившийся снаружи, подозвал к себе своего работника Пата, и вот какой у них состоялся обмен репликами:
“Now tell me, Pat, what’s that in the window?”
“Sure, it’s an arm, yer honour!” (He pronounced it “arrum.”)
“An arm, you goose! Whoever saw one that size?”
Чтобы понять смысл ремарки в скобках (она выделена), нужно вспомнить, что чуть ли не со времен нормандского завоевания социальное расслоение англичан долгое время отражалось на фонетических особенностях их произношения (следы этого явления сохраняются до сих пор). Ремаркой в скобках Льюис Кэрролл подчеркивает, что Пат – представитель простонародья, он произносит звук [r] в слове arm, тогда как для образованных англичан характерно произношение подобных слов без этого звука. У Кролика такая манера речи вызывает презрение, из-за чего он даже передразнивает своего слугу.
1. Кэрролл, Льюис. Приключения Алисы в Стране Чудес / Перевод с англ., предисл., комм. и илл. Д. И. Ермоловича. – М.: Аудитория, 2016. – На англ. и рус. яз.
2. Демурова Н.Д. Голос и скрипка // Мастерство перевода: сб. 7-й. – М.: Сов. писатель, 1970, с. 150–185.
3. Соня в Царстве дива [автор и переводчик не указаны]. – М.: Тип. А. И. Мамонтова, 1879.
4. Кэролл, Льюис. Приключения Алисы в Стране Чудес [пер. А. Рождественской, в кн. имя переводчика не указано]. – СПб.: Тов-во М. О. Вольф, 1911.
5. Кэрролл, Льюис. Приключения Алисы в Стране Чудес. Зазеркалье (про то, что увидела там Алиса) / Пер. А. Щербакова. – М.: Худ. лит., 1977.
6. Кэрролл, Льюис. Приключения Алисы в Стране Чудес. / Пересказ с англ. Б. Заходера. – М.: Дет. лит., 1979.
7. Карроль, Л. Аня в Стране Чудес / Пер. с англ. В. Сирина [псевдоним В. В. Набокова]. – Берлин: Гамаюн, 1923.
8. Кэрролл, Льюис. Приключения Алисы в Стране Чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в Зазеркалье / Пер. Н. М. Демуровой. – М.: Наука, 1978.
9. Кэролл, Льюис. Алиса в Стране Чудес / Пер. А. Оленича-Гнененко. – Ростов: Ростовское книжное изд-во, 1960.
10. Эткинд Е.Г. Поэзия и перевод. — М.-Л.: Сов. писатель (ЛО), 1963, с. 345–379.
11. Тувим, Юлиан. Четверостишие на верстаке (пер. А. Эппеля) // Мастерство перевода 1964: сборник. – М.: Сов. писатель, 1965, с. 335–350.