Павел Русланович
ПАЛАЖЧЕНКО
С Павлом Палажченко мы учились на одном факультете, но на разных курсах. Познакомились мы благодаря тому, что у нас был общий любимый учитель — Яков Иосифович Рецкер. Ещё до личного знакомства с Павлом я слышал много самых тёплых слов о нём от Якова Иосифовича, который считал его одним из самых талантливых своих учеников.
То, что мы оба — «рецкерианцы», стало основой наших дружеских отношений, но к этому добавился ещё и опыт напарничества в кабине синхрониста, взаимный интерес к работам друг друга, круг общей деятельности, включая совместную работу в редакционной коллегии журнала «Мосты». Павел Палажченко — блестящий переводчик и аналитик перевода, но его профессионализм не исчерпывается переводческим мастерством и глубоким знанием современного английского английского языка.
Публикуемое ниже старое интервью П.Р. Палажченко, с моей точки зрения, поучительно тем, как тактично и корректно рассказывает он о своем личном отношении к тем людям, для которых ему приходилось переводить, и к тому, что он от них слышал. В своё время я включил это интервью, как приложение, в своё пособие «Основы профессионального перевода» (М., Изд. Ун-та РАО, 1996). Сейчас текст этой беседы уже труднодоступен, его, насколько я знаю, нет даже на персональном сайте Павла Палажченко, который я тоже настоятельно рекомендую всем посетить.
На страницах моего сайта, в разделе «Советую прочитать», вы найдёте также аннотированные ссылки на две очень интересные статьи П.Р. Палажченко: «Перевод как учебная дисциплина, как умение и как профессия» и «"Перевод" на ухабах политики».
Павел написал предисловие к сборнику моих трудов «Словесная механика». С Павлом Палажченко мы осуществили несколько совместных проектов: написали в соавторстве статьи «На идеологическом фронте без перемен – I», «На идеологическом фронте без перемен – II», «Блеск и нищета учебных модулей по “межкультурной коммуникации”». А ещё нам удалось провести совместный учебный курс по технике и стилистике перевода «Translation Workout» для совершенствующихся в профессии — вот ссылка на полную видеозапись этого курса.
Онлайн-курс по переводу Д.Ермоловича и П.Палажченко |  П.Палажченко (слева) на встрече Б.Обамы с М.С. Горбачевым |
Лев Бруни
МОНИНО—МОСКВА ЧЕРЕЗ МАДРИД И ЖЕНЕВУ
Свидетельство переводчика лидера сверхдержавы
(«Независимая газета», 11 февраля 1992 г. Приводится с сокращениями).
Павел Русланович Палажченко родился в 1949 году в подмосковном городе Монино. По окончании Института иностранных языков имени М. Тореза работал переводчиком в ООН, затем в МИДе. С 80-х годов ему поручался перевод на ответственных переговорах высших должностных лиц государства, и в эпоху деятельности М.С. Горбачева он стал известен как его «личный» переводчик. — Ред.
— Как становятся переводчиком лидера сверхдержавы?
— Случайно. Тут должен быть такой комплекс обстоятельств, который иначе как случайно возникнуть и совпасть просто не может. Я учился в Институте иностранных языков. Я по натуре человек гуманитарно-филологического склада и жизненную траекторию представлял себе совсем другой. Но получилось так, что, когда наша группа заканчивала институт, довольно многим предложили сдать экзамены на курсы переводчиков ООН. Я посоветовался с семьей, преподавателями, и они все сказали, что это надо делать, потому что способности к синхронному переводу есть и, кроме того, это обеспеченное начало жизненного пути. Потом работал в ООН, а когда вернулся, предложили идти в МИД, потому что тогда расширялся отдел переводов. Ну я пошел в МИД, но тоже не думал, что буду это делать, потому что работавший тогда еще с Брежневым Виктор Михайлович Суходрев был фигурой монументальной — корифей, и казалось, что он это делал всегда и будет делать всегда. Потом, когда он от этих дел отходил, перепробовали несколько человек и в конце концов плавно остановились на мне.
— Работая переводчиком главы государства, вы являетесь носителем государственных тайн. Вероятно, отбор шел и по линии безопасности? Виктор Суходрев, согласно некоторым утверждениям, был высоким чином, чуть ли не генералом госбезопасности. Как происходит отбор с этой точки зрения?
— Что касается принадлежности Виктора Михайловича в госбезопасности, я честно вам скажу, что первый раз об этом слышу. У них была и есть, я в этом уверен, налаженная служба, которая занимается проверкой. Вероятно, анкеты и разговоры с людьми, которые меня знали, выявили, что оснований беспокоиться нет. Вот и всё.
— Президенты — тоже люди и могут ошибаться. Получали ли вы накануне переговоров какие-то материалы для того, чтобы не переводить ляпсусов?
— Не только для того, чтобы не переводить ляпсусов, но вообще переводчик должен знать, о чем пойдет речь. Поэтому накануне переговоров обычно идут в территориальное управление или отдел МИДа и читают справочные материалы, а иногда и так называемые разговорники, то есть материалы к беседе, где МИД предлагает главе государства или министру тезисы. Конечно, и Горбачев, и Шеварднадзе относились к этим тезисам очень творчески, очень часто и концепции беседы ими перерабатывались, и они были сами хозяевами того, что говорили, но ознакомление с такими справками все-таки очень полезно.
— Вы говорите, что Горбачев относился к разговорникам творчески. Он ведь вообще склонен к импровизации, кроме того, у него весьма своеобразная речь. Иногда кажется, что его мысль опережает слово, и он резко останавливается, меняет темп, тембр, направление, не заканчивает иногда фразы. Не приходилось ли вам испытывать трудности?
— Я знаю, что у многих сложилось мнение, что его речь довольно сумбурна, что в ней вроде бы много незаконченных фраз. Кстати, если вы проверите его выступление, незаконченных фраз как раз не так много, если он обрывает какую-то мысль, то каким-то образом он к этой мысли и к этому предложению возвращается, это огромная парантеза, после которой он возвращается к тому, с чего начал. Он не любит говорить готовыми формулами, готовыми, данными ему тезисами, для него характерна манера мысли вслух. Из руководителей государств такая же манера мысли вслух у Буша и у Миттерана. Для переводчика это создает определенные трудности, равно как создает трудности и то, что Горбачев говорит на очень идиоматическом русском языке: это и русско-советская идиоматика, и идиоматика южнорусского человека. Привыкаешь к этому постепенно, отрабатываешь варианты подхода к этой идиоматике...
— Многие, то ли в силу прошлого Рейгана, то ли из-за ляпсусов, которые он допускал, считали его некомпетентным. Был ли он, по-вашему, компетентен в таких сложных проблемах, как ядерное разоружение, да и вообще весь комплекс советско-американских отношений?
— В деталях он не был компетентен не потому, что он не мог бы их освоить, если бы захотел, а потому, что он в детали не входил сознательно, решив, что деталями должны заниматься Шульц и другие. Это касается и вопросов разоружения. и двусторонних вопросов, и большинства региональных вопросов. Я все-таки думаю, что главная компетентность политика — в его политической интуиции, и в этом смысле я ни в коем случае не назвал бы Рейгана некомпетентным, в том числе и по основным направлениям советско-американских отношений. Еще одна очень сильная способность — способность, во-первых, его личная, а во-вторых, характерная черта американской политической жизни и политической системы в некризисные периоды: он без особого труда добивался того, чтобы люди на него работали с полной самоотдачей, и в силу своих больших способностей такие люди, как Шульц — человек, я бы сказал, интеллектуально очень крупного калибра, — плодотворно работали на Рейгана. У Рейгана была команда людей разных, но почти все они были людьми незаурядными, и я считаю, что ему страшно повезло с Шульцем. Вы знаете, что это был не первый его выбор на пост государственного секретаря, но надо опять отдать должное Рейгану: он чрезвычайно быстро исправил неточность, которая имела место при назначении Хейга.
— Горбачев — хороший актер. Прибегал ли он к этому искусству на переговорах?
— Горбачев неплохой актер, но я, перечисляя его качества, все-таки поставил бы на первое место его искренность, а не актерские способности. И хотя, конечно, во всяких переговорах есть тактика, актерством я бы это не назвал, и, по-моему, все его партнеры по переговорам доказали своим отношением к нему, что они рассматривают его как человека искреннего, политически честного, человека, с которым можно вести дело именно на такой основе. <...>
— В вашей работе вы были вы были призваны прежде всего наиболее точно переводить слова Горбачева. Но вы — живой человек, умный человек, естественно, подкованный по внешней политике. Бывало ли так, что при очередной импровизации Горбачева или его подходе к переговорам вы думали, что вот тут он не прав?
— Бывали такие случаи, конечно.
— И кто оказывался прав?
— У меня никогда не было внутреннего несогласия с Горбачевым как с человеком — это для меня было чрезвычайно важно. Мне не все казалось абсолютно точным и верным в каких-то внешнеполитических решениях, но чаще, скорее, во внутриполитических решениях. Не скажу, что я это просто отбрасывал и с веселой улыбкой шел дальше. Иногда я достаточно остро это переживал. Но тот факт, что я никогда не испытывал внутреннего несогласия с ним как с человеком, мне очень помогал работать. И это мне сейчас просто не позволяет отвечать на вопрос о том, кто был прав, просто не позволяет! Я думаю, что Горбачев был прав и остается прав по очень большому, крупному историческому счету — я бы этим и ограничился. <...>
— Вы работаете с Горбачевым в его фонде?
— Да. Мы договорились, что я в любом случае буду с ним сотрудничать. Думаю, что это насовсем.
— Спасибо.
— Я хотел бы использовать это интервью для того, чтобы сделать то, чего я не делал все эти годы и за что себя немножко ругаю. Я все эти годы после института не заходил туда, чтобы поблагодарить своих первых преподавательниц в институте, и я хочу перед ними извиниться. Я надеюсь, что они пребывают в добром здравии, и хочу передать им привет и самые лучшие пожелания, особенно Ларисе Захаровне Путиловой и Маргарите Павловне Векслер.