Прекрасно, что Вы подходите к прочитанному критически. Но Вы всё-таки не правы.

Тут, впрочем, есть одна тонкость, которую я попробую объяснить. Если говорить о чисто грамматической правильности сочетания как такового, то она не вызывает сомнений. Можно найти примеры сочетания, которое Вы назвали «неправильным», в серьёзных источниках, например:

I guess some of this crept in because of myself and Charles Barkley, " Jordan said recently. (New York Times, 1998)

Теперь ещё раз подчеркну, что, согласно строгой грамматической норме, если подлежащее и косвенное дополнение обозначают одного и того же человека, местоимение-дополнение должно быть возвратным. Это хорошо иллюстрирует следующий отрывок:

Khang committed suicide because of himself, for himself. Khang absolutely did not commit suicide because of me, although it looked as if he had. (Literary Review, 2000)

Улавливаете разницу между первым и вторым предложением в этом отрывке? В первом местоимение относится к подлежащему, поэтому — himself; во втором предложении подлежащее и дополнение — разные люди, вот тогда и уместно употребить личное, а не возвратное местоимение.

Но есть и второй аспект вопроса — лексико-стилистический и логический. Ведь предлог because of (из-за, по причине чего-либо) указывает, как правило, на какую-то внешнюю причину. А если мы делаем подлежащим местоимение I (я) или we (мы), то есть говорим о себе, не нарушаем ли мы логику, представляя себя как внешнюю причину? Логическая нестыковка здесь есть. Прочитаем внимательно приведённый выше пример из «Нью-Йорк таймс»: мы увидим, что грамматическое подлежащее во фразе — some, а вовсе не I, и поэтому логическая связность высказывания не нарушена.

Возвратимся к тому примеру, который был приведён в рубрике «Новости английского языка». Действительно, реплика "I did it because of me" не совсем логична в любом случае, независимо от того, какое местоимение в ней употребить, — me или myself. Ведь это же странно, когда человек говорит: «Я сделал что-то из-за себя», а не «ради себя, для себя».

Героиня фильма, очевидно, пренебрегла этой тонкостью. Что ж, в разговорной речи часто случается наблюдать небрежное словоупотребление.

1. Фразеологизм break someone's heart определяется в Словаре идиом Р. Спирса так: "to cause someone emotional pain." Другими словами, речь идёт о причинении кому-то огорчения, неприятности. Это огорчение может быть большим или малым, оно может быть вызвано как безответной любовью (обратите внимание, Серж, безответной, а не беззаветной), так и совсем другими причинами.

Русское выражение разбить кому-то сердце имеет гораздо более узкий смысл: во-первых, оно чаще всего связано именно с любовью, во-вторых, оно обычно относится к сильной эмоции, а не к мелким огорчениям. Но при переводе на английский язык ему, конечно, можно поставить в соответствие выражение break somebody's heart, потому что этот случай «включается» в диапазон значений английского выражения. Однако при переводе в обратную сторону — с английского на русский — его можно переводить идиомой разбить сердце только в случае, если оно относится к любовным переживаниям. Просто нужно понимать, что есть множество случаев, когда так его переводить нельзя.

2. Ваш вопрос я не совсем понял. Beautiful всегда означало и означает 'красивый'. Но если Вы спрашиваете, допускает ли Оксфордский словарь применение этого слова к мужчинам, то да, допускает. Вот один из примеров на употребление этого слова, который там приводится:

‘He was now short and fat with a red face, but in some deeper sense he was very beautiful.’

Уверяю Вас, иностранцы не глупее нас и поняли выражение не хуже русскоязычной публики. Не хотите же вы сказать, что они могли воспринять эту команду буквально? Другое дело, что они могли счесть эту шутку неудачной, но это опять-таки вопрос восприятия ими слов оратора, а не перевода. Они и должны сформировать своё мнение об ораторе, своё отношение к нему по тому, что этот человек сам говорит, а не по тому, как его слова приукрасят или расцветят переводчики. Думаю, что сам В.В. Путин и хотел бы, чтобы его «приветствие» перевели именно военным термином, а не как-то иначе. Скажу больше: со стороны переводчиков было бы просто безответственным искажать его реплику.

Да, это так. На эту тему на моём сайте уже была публикация в ответ на вопрос «Как переводить недипломатические речи дипломатов».

А вот с этим тезисом согласиться я никак не могу. Патриотизм тут совершенно ни при чём. К переводу это понятие неприменимо: почитайте на моём сайте воспоминания личного переводчика Гитлера — Пауля Шмидта. Вот уж перед кем проблема патриотизма стояла, может быть, острее, чем перед кем-либо другим! Я уже не говорю о том, что все понимают патриотизм по-разному. Для Вас, может быть, патриотизм заключается в сглаживании углов, а для кого-то, наоборот, в том, чтобы показать «заокеанским империалистам кузькину мать». В любом случае нелепо стремиться быть бóльшим патриотом, чем президент России.

Кстати, резкими высказываниями отличаются далеко не только российские дипломаты. Уж не говоря о президенте Филиппин Дутерте, можно у Трампа найти немало лихих и обидных реплик. Вот, для примера, одна из них:

"Meryl Streep, one of the most over-rated actresses in Hollywood, doesn’t know me but attacked last night at the Golden Globes. She is a Hillary flunky who lost big." (Источник)

Так что это отнюдь не чисто российская «инфекция».

Вы знаете, Илья, я как лингвист и переводчик привык трактовать чужие слова, придерживаясь их строгого смысла и избегая расширительных толкований. Ничего из того, что Вы «вчитали» в реплику Екатерины Шутовой, в её заметке нет. Нигде она не называет себя королевой, нигде не претендует на то, что не делает ошибок, и нигде не утверждает, что переводчиков нельзя судить. Да и никакой истеричности я в её материалах не почувствовал. Я улавливаю там только возмущение некомпетентностью и поверхностным подходом — которое, кстати, разделяю.

Екатерина Шутова сделала именно то, о чём Вы пишете: вежливо объяснила информационным агентствам их ошибку. И тот факт, что они её признали и извинились у себя на сайтах перед своими читателями и пользователями, как раз говорит о том, что они сочли её действия корректными.

Так что Ваш тезис про полицейское государство — это, извините, не из области рациональных рассуждений.

Добавлю ещё вот что. С журналистов спрос особый. Они не просто сидят где-то в кресле и на равных полемизируют с переводчиком. Увы, в данном случае две стороны находятся совершенно не в равных условиях. Переводчиков журналист ни о чём не спрашивал, не пытался прояснить ситуацию. Он просто выдал в эфир, подав как сенсацию, непроверенное и некомпетентное суждение. И это не так безобидно: ведь его аудитория — миллионы слушателей, читателей и зрителей; подхваченная другими агентствами, ложная сенсация тиражируется многократно. Я, например, получил на свой адрес множество ссылок на «новость» о переводческой ошибке, когда ещё не закончилось пленарное заседание, о котором идёт речь. Миллионы людей читают это и думают: «Ну надо же, что там за бездари сидят, эти переводчики! Как их туда пустили! Что ж они делают!» Далеко не все из них (думаю даже, меньшинство) увидели последующее опровержение и узнали правду.

Так что мы, переводчики, с журналистами далеко не в равноправных позициях. Нам крайне трудно ответить на некомпетентную критику. Энергичные и точные действия Екатерины Шутовой — редкий пример, когда удалось дать такой ответ. Кстати, в диалоге со СМИ, который она предприняла, принял участие и такой наш известный профессионал, как Павел Палажченко. Думаю, этим также во многом объясняется адекватная реакция информационного сообщества. И хорошо, что диалог состоялся, точки над i расставлены. А против обоснованной и квалифицированной критики переводов никто и никогда не возражал.

Думаю, что на этот тезис я уже дал ответ. Что касается якобы гордости за чьё-то знание военных терминов — по-моему, это опять расширительная интерпретация: никто такой гордости не высказывал. Про себя и многих моих коллег могу сказать, что для меня этот термин входит в элементарный словарный запас, так как всех нас, выпускников переводческих факультетов, в советский период в обязательном порядке обучали военному переводу и «вдолбили» в нас базовую военную лексику на всю жизнь.

А по поводу «улучшения имиджа нашей страны» можно сказать то же самое, что и про патриотизм. Говоря коротко, переводчика не следует смешивать с имиджмейкером. Он им не является; более того — имиджмейкерство, как и любая форма ангажированности, противоречит сути переводческой профессии. В кривое зеркало можно как исключение посмотреться в комнате смеха, но обычно мы предпочитаем всё-таки глядеть в прямые зеркала.

Дмитрий, спасибо Вам за письмо — из него я получил новое подтверждение того, что материалы моего сайта читают по всей стране: вот даже и газета «Уральский рабочий» на них ссылается.

Объяснения и аргументы в пользу того, что перед подписью запятая в письме не должна ставиться, я привёл, полемизируя с радиопередачей «Говорим по-русски», вот в этом материале, опубликованном здесь, на этом сайте, в рубрике «Так не говорят по-русски». Тема получила довольно обширное продолжение вот здесь благодаря письмам пользователей сайта.

Разумеется, Вы можете свободно ссылаться на эти публикации.

P.s. Хочу также добавить, что за годы, что я веду этот сайт, в нём обсуждалось огромное количество тем и вопросов. Не всегда легко найти интересующую публикацию. Но это возможно сделать, если задействовать «Поиск по сайту» на главной странице (окошко в левой колонке сверху). Рекомендую пользоваться для поиска именно окошком на главной странице — почему-то с других страниц такая же функция поиска не всегда выдаёт полные результаты.

Ну что ж, буду отвечать на Ваши вопросы и суждения по пунктам.

Да, действительно, такая ошибка была сделана. Более того, надо признать, что в целом перевод этой части диалога между Мегин Келли и В. Путиным был крайне невнятным и нестройным. Вот дословно то, что сказала ведущая:

What they say in response to the question of where is the proof is that this type of disinformation campaign is intentionally difficult to find hard proof of… of its other factors. And what the experts say is that it couldn’t have been faked, that it is not one factor, that it’s a hundred factors that point to Russia. They say it’s the forensics, it’s the digital fingerprints, the IP-addresses, the malware, the encryption keys, the specific pieces of code; that all of them—all of them point to Russia and none of them points to anyone other than Russia.

А вот запись с фонограммы синхронного перевода:

Отвечая на вопрос, где доказательства, они говорят, что эта кампания дезинформации сознательно была начата… И говорится, что сложно найти доказательства в этой кампании, и эксперты говорят, что нельзя эти факторы выдумать. Там сотни фактов против России: IP-адреса, отпечатки пальцев, коды какие-то — всё это указывает на Россию.

Мы видим, что переводчик не только оставил без перевода слово digital, но и другие информационные термины: forensics (здесь: результаты компьютерно-технической экспертизы), malware (вредоносные программы, вирусы), encryption keys (ключи шифрования). Термин pieces of code (фрагменты программного кода) крайне неудачно передан как «коды какие-то».

Искажена и другая мысль — о том, что в дезинформационной кампании намеренно были запутаны следы, чтобы было трудно доказать её источник. Вместо это в переводе мы услышали нечто совсем другое: «кампания дезинформации сознательно была начата…».

Всё это, конечно, не делает много чести переводчику, но я должен сказать, что его задача здесь оказалась неимоверно сложной. Прежде всего, Мегин Келли выпалила всю эту обойму аргументов и технических терминов на пулемётной скорости. Кроме того, она в некоторых местах выразилась крайне путано с синтаксической и семантической точки зрения. Чего стоит фразочка “this type of disinformation campaign is intentionally difficult to find hard proof of its other factors”! Грамотность этого предложения можно даже поставить под сомнение. Я вам честно скажу, я не знаю, многие ли переводчики сумели бы распутать это словесное хитросплетение, если бы сидели в тот момент в кабине синхрониста. Это видя написанный текст и имея возможность подумать, мы можем рассуждать, как лучше это перевести, а в условиях жёсткого темпа, когда надо переводить фактически в реальном времени, не позволяя себе сильно оторваться от оратора, чтобы вообще не упустить его мысль, задача переводчика близко подходит к грани, за которой она может стать просто нерешаемой в силу чисто физических причин.

Но вернёмся к digital fingerprints. Анализируя этот термин так, как мы с вами делаем это сейчас, — в спокойной, расслабленной обстановке, не испытывая дефицита времени и справляясь со словарями, — приходишь к выводу, что лучше, конечно, было бы перевести этот термин иначе, чем с помощью выражения «отпечатки пальцев». Возможны такие варианты, как цифровые идентификаторы/следы, идентификационные метки, сигнатуры и даже хакерский почерк. В то же время это достаточно новый и специфичный термин, его стабильный эквивалент в русском языке ещё не устоялся, так что и калька «цифровые отпечатки (пальцев)» была бы приемлема. Впрочем, и в этом случае не нужно было опускать прилагательное цифровые.

В. Путин сразу же отреагировал: «Какие отпечатки пальцев?» и вызвал одобрительный смех в зале у публики, слушавшей вопрос на русском языке. Слова ведущей совершенно необоснованно были представлены в искажённом свете, как якобы некая глупость. Так что в целом должен согласиться, что упущение переводчика действительно приобрело характер серьёзного промаха, давшего сбой в коммуникации.

Все высказанные здесь Вами претензии могут быть предъявлены лишь к автору реплики, но никак не к переводчику. Переводчик перевёл то, что было сказано, и правильно сделал. А уж обоснованно ли это было сказано и в какой степени уместно — не переводчику решать. Это шутка оратора, не переводчика. Нужно это чётко понимать, а дальше — пожалуйста: сколько угодно обсуждайте, хороша была эта шутка или не очень.

[ЧИТАЙТЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТВЕТА ЗДЕСЬ.]

Павел, большое спасибо, что Вы привлекли моё внимание к этой, с позволения сказать, дискуссии.

Начну с главного: перевод "Ulitsa Nineteen Oh Five Goda" (конечно, с точки зрения звучания, а не написания) ПРАВИЛЕН И ОПТИМАЛЕН. Объяснение, как всегда, просто: транскрипция городских топонимов преследует сугубо практическую цель, а именно: помочь иностранцам ориентироваться в городе. Видя на карте название, включающее число (1905), приезжий должен получить и адекватную звуковую поддержку. Если мы передаём названия по-английски, то и число нужно прочесть по-английски. В противном случае вместо помощи мы просто запутаем приезжего, не знающего, как произносится это число на русском языке. Все остальные (нецифровые) компоненты названия станции читаются так, как транслитерируются — опять-таки для того, чтобы было соответствие между написанием и звучанием.

Больше всего в сюжете «Дождя» меня поразила вопиющая некомпетентность так называемых экспертов. Одному не понравилось созвучие между «Goda» (года) и английским словом God (Бог): якобы «англоязычный человек будет шарахаться от этого названия» (?!) До сих пор пока ни один не «шарахнулся»: наверное, эти люди всё-таки понимают, что в разных языках похожие слова могут означать разные вещи. Господин эксперт, неужели вы не сознаёте, какую несёте чушь?

Другой «специалист» предлагает перевести все названия станций «заново» по смыслу: например, «Крестьянская застава» как-нибудь вроде Peasants' Outpost. Браво! Ручаюсь, что этот дипломированный переводчик не держал в руках не только ни одной книги по ономастике, но и вообще по теории перевода. Давайте проведём в этом духе эксперимент: предложим русскому, не знающему английского языка, добраться в Вашингтоне до станции метро «Туманная низина». Как вы думаете, быстро ли он доедет до Foggy Bottom?

Как ни странно, самое здравое рассуждение в этом сюжете я услышал от двух явно далёких от лингвистики женщин, которые и по-русски-то говорили с акцентом: «Иностранцам надо тоже знать, куда выходить».

Уважаемый Михаил, большое спасибо за этот материал. Приглашаю высказываться здесь на эту тему и других специалистов по португальскому языку. Можно будет выработать уточнённую таблицу португальско-русской практической транскрипции и опубликовать её на этом сайте, а также внести её в новые издания книги «Правила практической транскрипции...».

Вы совершенно правы в том, что степень табуированности и отношение к брани в разных культурах неодинаковы. Поэтому передача английских ругательных слов русским матом — это чаще всего «передержка», неоправданно повышающая «градус» грубости. Ведь мы же должны при переводе исходить из того, как люди объясняются в сходной ситуации. Возьмём, например, бытовой семейный разговор. Сейчас даже в диснеевских (игровых, а не анимационных) фильмах не редкость, когда дочь или сын-подросток в присутствии родителей спокойно употребляет междометие "F*ck!" тогда, когда у нас в аналогичной ситуации скажут "Чёрт (возьми)!", "Зараза!", "Блин!" или "Ёлки-палки!". При этом представить, что русский ребёнок из приличной семьи скажет в таком случае при родителях "Вот ё. т. м.!", мне крайне трудно. То же самое соотношение, в общем-то, часто характеризует употребление этих слов и во взрослой среде. Следовательно, в подобных случаях перевод должен быть мягче.

Разумеется, бывают и ситуации, когда функционально английским табуированным словам действительно может соответствовать русский мат. Но тут в силу вступает другая закономерность: несмотря на нынешнюю либерализацию русской печатной и устной речи, всё же в нашей культуре ещё очень сильна традиция избегать употребления мата, унаследованная от общепринятого канона русской литературы и кинематографа. «Матерщинная» литература (стихи, частушки, анекдоты, рассказы) тоже всегда существовала, но как "заветный", периферийный жанр, которому в русской культуре было отведено строго ограниченное, маргинальное место. Я считаю, что переводчики должны придерживаться этой традиции. По крайней мере, не нам её расшатывать.

Здесь ещё дело в умении не переводить примитивно "в лоб", независимо от того, используешь ли ты напрямую грубое слово или его эвфемизм. Можно избегать мата, но при этом переводить крайне бездарно. Меня всегда коробит от уродливых киношных эвфемистических буквализмов типа "Скорей тащи ко мне свою грёбаную задницу, чувак". (Я бы в таком случае предпочёл услышать, скажем, "А ну, фраер, хиляй сюда!" — это так, условный пример навскидку.) Переводчику просто нужно хорошо подумать, и в нашем богатом языке обязательно найдётся адекватное русское экспрессивное слово, выражение или оборот, который будет звучать естественно, с необходимой экспрессий, но при этом не будет резать ухо культурному человеку. Не хочу здесь приводить много примеров, но я часто замечаю, например, в переводе фильмов очень удачные решения переводчиков, которые умело используют русский сленг, не прибегая к заборной матерщине.

Рекомендую дополнительно прочитать статью «Киноперевод: мало что от Бога, много чего от Гоблина», опубликованную ещё в 2005 году в журнале «Мосты» по итогам круглого стола, в котором и я принимал участие. Статья не утратила актуальности.

1. То, что написано на сайте «Грамота.ру» и аналогичных страницах в Интернете, — это не очень внятные сообщения «из третьих рук». К сожалению, официального первоисточника (документа) с точными формулировками принятого дипломатами решения, о котором идёт речь, мне найти не удалось. Но подозреваю, что договорённость между МИДами России и Германии состояла не в том, чтобы вообще «не склонять» слово Германия в составе официального названия, а в том, чтобы в официальной форме именительного падежа составного наименования Федеративная Республика Германия не использовалась форма косвенного (родительного) падежа последнего слова, т.е. «Германии». Именно эта форма всегда оспаривалась на дипломатическом уровне, и отмены родительного падежа (Германии) в составе формы именительного падежа полного наименования страны для германской стороны более чем достаточно. Полагаю — более того, уверен, что при соблюдении этого принципа германской стороне совершенно безразлично, какие грамматические формы это наименование принимает в косвенных падежах в составе связного предложения. Поэтому не советую относиться к «разъяснению» сайта Грамота.ру буквально; продолжайте писать и говорить «знакомиться с Федеративной Республикой Германией», «поехать в Федеративную Республику Германию» и т.п.

2. Теперь по поводу Вашего замечания, Олег Макарович: «ниже в указанной статье мне не удалось найти ничего о неправомерном изгнании родительного падежа». На самом деле об этом говорится в той части статьи, где обсуждается официальное дипломатическое название Бирмы (Мьянмы). Позвольте процитировать:

...русское название, которое можно найти на сайте российского Министерства иностранных дел, – Республика Союз Мьянма. Ситуация, как видим, почти зеркальна проблеме ФРГ. После слова Союз по нормам русского языка, да и по смыслу, нужен родительный падеж: Союз Мьянмы. Ведь союз – это всегда союз кого-то, объединение или неких территорий, или частей какой-то территории, что как раз и выражается родительным падежом (как Союз Советских Социалистических Республик, Союз Коморских Островов).

Таким образом, родительный падеж неправомерно изгнан из дипломатического лексикона при официальном обозначении Союза Мьянмы.

Игорь, в сети уже появились достаточно подробные материалы, посвящённые этой теме, например, вот этот. Я просмотрел скриншоты «разоблачительных» материалов и тоже убедился, что они не просто изобилуют ошибками, но и во многих случаях представляют собой полную чушь. Чего стоит, например, такая фраза:

Попробуйте перевести это на русский язык, и не найдёте в этой фразе разумного смысла. Получилось что-то вроде:

Я думаю, в комментариях эта абракадабра не нуждается.

Что касается английских артиклей, то Вы правильно обратили внимание на то, что их неправильное употребление русскими переводчиками моментально высвечивает их некомпетентность.

Кроме того, по моим наблюдениям, в настоящее время в английском языке наблюдаются новые тенденции в употреблении артиклей, которые составляют для иностранцев дополнительные сложности. Главные из них — это употребление существительных, которые мы привыкли считать счётными, в непрерывном значении (об этом я пишу в учебнике), а также частотное опущение определённого артикля в идиомах и в начале предложения.

Но толковой литературы по этому поводу, к сожалению, НЕТ. Англоязычные лингвисты эту тему, похоже, не замечают (им вообще трудно представить себе, что кто-то не умеет расставлять артикли), а среди русскоязычных я пока не знаю тех, кто мог бы исследовать эту тему компетентно. У меня была толковая кандидатка в аспиранты, которой я хотел дать эту тему для исследования в диссертации, но ей по указанию экс-ректора МГЛУ Халеевой, которая девушку по необъяснимой причине невзлюбила, не дали даже прикрепиться соискателем к этому вузу. Так что работа была заброшена. Может быть, вы займётесь? )))

А метод исследования проблемы только один: анализ большого массива современных медийных текстов с целью обобщения закономерностей.

Андрей, я занимаюсь преподаванием перевода и никогда не участвовал в разработке или анализе тестов по общеязыковой компетенции как таковой. Всё же предполагается, что перевод следует преподавать тем, кто уже обладает, хотя бы в минимальной степени, неким системным знанием иностранного языка, поэтому мне на практике приходится оценивать языковую компетенцию обучаемых. Могу ответственно сказать, что наличие или отсутствие сертификата о прохождении того или иного западного экзамена абсолютно никак эту компетенцию не определяет.

Приведённые Вами задания, на мой взгляд, составлены, во-первых, слишком «мудрёно», а во-вторых, ничего не выявляют. Я глубоко убеждён, что уровень языковой компетенции нельзя определять без учёта особенностей родного языка тестируемого, потому что некоторые вещи, совпадающие в двух языках (родном и иностранном), будут заведомо лёгкими для овладения, а некоторые, основанные на структурных различиях, — наоборот, сложными. Если игнорировать эти особенности, можно получить искажённую картину. В Англии и Америке разработка всяких требований и тестов на знание английского языка — это мощный бизнес, эксплуатирующий высокую популярность английского языка в мире. Он превратился в систему выкачивания из людей денег, а реальная польза от него минимальна, потому что с единой меркой ко всем на свете заведомо нельзя подходить.

Прежде чем платить деньги за сдачу этих тестов, нужно решить для себя, зачем Вам это нужно. Если просто для того, чтобы подтвердить свой уровень в собственных глазах или вставить строчку об этом в резюме, — не стоит тратиться. Вы сами должны внутренне чувствовать, насколько английский язык Вами освоен, просто читая на нём книги, газеты, просматривая фильмы и телепередачи. А серьёзный потенциальный работодатель всё равно будет исходить не из наличия сданного где-то теста, а из той проверки Вашей компетенции и соответствия своим требованиям, которую он, скорее всего, предложит Вам пройти.

Если же у Вас нет внутренней уверенности в собственном уровне, то и прохождение экзамена, разработанного зарубежными бизнесменами от образования, всё равно не поможет её приобрести.